Чёрный полдень (СИ)

Но, может, она говорила это вовсе и не о Троленке, а об обосранных простынях.

Несмотря на все доводы разума, я была скорее рада, что мою монету украли. Слишком лёгкие деньги, которые были мне не особенно и не нужны; проклятые или нет, — похоже, Полуночь сочла, что они мне ни к чему. Так тому, значит, и быть.

— Как ты относишься к детективам? — спросила я в субботу, когда взобралась на площадку к рыцарю.

— Привет, Олта! — синие глаза блестели. — Что будем расследовать?

— Лично мы ничего не будем, — немного виновато призналась я. — Я принесла книгу…

На эту мысль меня навела лунная девочка: если ей нравятся истории о расследованиях, может и рыцарю они приглянутся больше моих сказок? Он ведь ратовал за логичность и последовательность и возмущался, что ведьмы не пользуются почтой!..

— Я могу тебе почитать.

Лунному всё было интересно, и он немедленно согласился. А я — распахнула проклеенную скотчем книжечку, пролистала аннотацию и пышный эпиграф и принялась читать.

Кале смахнул со стола пыль, прослюнявил палец и потёр чернильное пятно. Его руки дрожали, когда он достал из-под половицы свёрток бархатной ткани и бережно вынул цветные призмы. Какое-то время он просто смотрел на них, настраиваясь. Потом расставил призмы по столу, включил карманный фонарик и закрыл глаза.

Я наблюдала эту сцену уже не меньше десятка раз, но никак не могла привыкнуть. Снова и снова мой друг проникал сознанием в потустороннее, и я раз за разом обещала себе справиться с новым делом самостоятельно и не обращаться…

— Что это за Кале? — чуть ревниво спросил лунный.

— Колдун, — с готовностью пояснила я. — Лучший друг Меленеи, когда у неё не получается раскрыть преступление, он выходит в астрал и даёт ей подсказки.

Лунный выглядел озадаченным.

— А Меленея — это кто?

— Главная героиня! В серии детективов про неё уже тридцать семь книг, но я читала только тридцать одну, остальные не получилось достать. Она юная лиса, которую выгнали из Сыска, и она стала работать частно… и все дела у неё такие интересные! Это здесь ещё дальше будет объясняться.

— И у них что — любовь?

— Чего?.. С Кале?.. Ты что, ну нет, конечно. Он же колдун! А Меленея встретит свою пару в «Чёрной руке», это двадцать вторая книга.

Детективы были совсем небольшие, и за пару часов я прочла лунному треть и даже не застудила горло. Осень приходила в Марпери ступенями: в ночь на вторник резко похолодало, и с тех пор погода держалась ровная. Я одела под платье двое колгот, на бревно постелила одеяло, а уши прикрыла платком, — и мёрзли только пальцы, и те не слишком сильно.

Нельзя сказать, чтобы лунному нравились книги хотя бы в половину так сильно, как мне. Но слушал он внимательно и с огромным энтузиазмом предлагал свои варианты разгадок, по большей части совершенно абсурдных. Мне никогда не нравилось самой определять преступника, а лунный явно получал от этого удовольствие.

Сам жанр был ему, похоже, не очень знаком. Он не знал вещей, совершенно обычных для детективов, и везде искал любовную линию.

— Вы такие… другие, — восхищённо сказал рыцарь.

В друзах писали стихи и лиричные саги, всё больше о любви: Луна не подарила своим детям истинных пар, и чувства нередко превращались у них в трагедии.

— Я сходила, кстати, наверх, — вспомнила я, дочитав до того, как Меленея по туманным указаниям Кале нашла затопленную преступником лодку. — И там была девочка… она сказала, её зовут Оставленная.

Эту историю лунный выслушал, хмурясь. А потом сказал:

— Не ходи туда больше.

— Почему? Я обещала.

— Ковыль, — лаконично бросил он.

— Ковыль? Там ковыльных стрел не было, да и я ведь в сапогах.

— Он не должен был зайти так далеко.

— Какая разница?

— Не ходи, — упрямо повторил лунный.

Я не особенно разбиралась в травах, но никогда не слышала, чтобы ковыль чем-то угрожал людям, — хотя он, кажется, портил поля, а животные ранили ноги об острые семена. В нашей местности ковыля особенно не было, только ниже, на границе с Сухостоем. Сюда он пришёл, наверное, от лунных.

— А девочка? И она говорила про жрецов, что они…

— Она, наверное, очень юная.

— Ну да, лет четырнадцать.

Лунный ничего не ответил. Он был теперь почему-то мрачен, как будто ковылевое поле означало для него лично что-то плохое; а я, глядя в прищуренные сизые глаза, вспомнила и о своих заботах.

— А ты, — я неуверенно повела плечами, — веришь в проклятия?

— Они бывают.

— А на монетах — бывают?

— На монетах?

— У нас одна швея нашла монеты, серебряные. И, знаешь… с ними было, кажется, что-то не так.