Черный порошок мастера Ху

Правда, это сознание не приводило его в особое уныние, поскольку между ними давно было условлено, что брак их зиждется на взаимных услугах. Он со своей стороны неизменно извлекал выгоду от самого присутствия такого сказочного создания, которое сопровождало его на официальные приемы и деловые банкеты, демонстрируя утонченность его вкуса и вселяя завистливое сомнение в души тех, кто ломал себе голову, каким образом скопец мог удовлетворять такую восхитительную женщину. Взамен ее изысканного общества он предоставлял жене то, чего она желала больше всего на свете, — покой. Когда он попросил ее руки, привлеченный неотразимой красотой ее тела, он предавался сладким мечтаниям, в которых измышлял невиданные и неслыханные по смелости способы осчастливить молодую женщину. Конечно, он мог немного, но, когда он начинал придумывать позы, смелость которых могла сравниться лишь с их распутством, фантазия его не знала границ. А потому, когда она приняла его предложение, он был вне себя от радости. Однако в последовавшем за этим разговоре она предельно ясно изложила ему свои условия: в течение всей их совместной жизни он ни при каких условиях не должен ее касаться. Красавица не терпела ни ласки, ни малейшего прикосновения, сводя тем самым на нет все его мечты о плотских утехах. Итак, его притязания были задушены в зародыше, и скопец стал разрываться между голосом разума и зовом плоти: что ему делать — забросить свои гениальные эротические придумки или забыть о зависти себе подобных? Тщеславие побудило его принять условия сделки, и тогда они составили единственную в своем роде, невероятную пару, о которой не переставали судачить в городе.

Стоя позади жены и глядя, как изгибается ее обнаженная спина, по мере того как она проводит гребнем по волосам, скопец думал о своем умершем брате. Тот, хоть и получил, благодаря выгодному браку, баснословное состояние своей супруги, не мог похвастаться тем, что рядом с ним живет такая великолепная женщина. Бедняжка Лилия со всеми ее сверкающими драгоценностями и роскошными платьями так и осталась невзрачной дурнушкой.

Уныло взглянув на свое выпирающее брюхо, господин Доброхот вздохнул. Подвергнувшись оскоплению, он оторвался от остального человечества, слабости которого теперь презирал. Не случайно он так добивался этого поста — начальника торговой службы: теперь через его руки проходило всё и вся, ему были видны все людские гнусности — от взяток, предлагаемых самыми ничтожными купчишками, до тайного мздоимства имперских чиновников. Несколько лет назад недовольные купцы прислали ему в насмешку подарок — зеленый шелковый лифчик. Оскорбленный, он ужесточил контроль в порту и установил новые пошлины. Ибо в этой нечестной игре, над которой он надзирал, он был сильнейшим. Скопец, считавшийся всегда каким-то калекой, стал непобедимым, столь же могущественным в делах, сколь бессильным в жизни.

Естественно, за эти годы он скопил немало, однако он еще не достиг пика своего могущества. Сначала торговля с южными портами приносила ему кое-какие дополнительные доходы, но иметь дело с полунищими соотечественниками — это, говоря по чести, пустая трата времени. Ситуация стала интересной, когда завязались торговые отношения с гигантским соседом — Китаем, правда, отношения эти весьма неоднозначны. С одной стороны, вьетнамцы сохранили неискоренимую неприязнь по отношению к народу, к которому восходили корнями и который владычествовал над ними в течение целого тысячелетия, но, с другой, китайцы были самыми искусными негоциантами во всей Азии и вести дела с ними было очень выгодно. Так вот и получилось, что кантонские купцы, такие же пузатые, как и их кошельки, выплачивали существенную долю прибыли посреднику, что составило большую часть его состояния. Ему нравилось общаться с этими иноземцами, жесткими в ведении дел, обладающими весьма сомнительной честностью, но при этом такими живчиками — не то что эта южная мелюзга, которую и проглотить-то ничего не стоило. А недавно перед его удесятерившимися потребностями замаячили новые перспективы: в портах, куда он уже давно внедрился, начали открывать свои конторы пришельцы из Европы. Файфо очень привлекал португальцев и кое-кого из японцев, а если за ними последуют голландцы, успевшие уже обосноваться в Японии, то на всем этом можно будет заработать горы сапеков. Не говоря уже о том, что вечно соперничающие с ними французы и итальянцы начали засылать сюда для прощупывания почвы своих священников под предлогом христианизации страны, который он лично находил сомнительным.

— Сегодня днем приходил мандарин Тан, — внезапно выйдя из задумчивости, спокойно произнесла госпожа Стрекоза.

Пальцы скопца сжались в кулаки. Плоское лицо, придававшее ему сходство с ящерицей, скривила судорога, которую он постарался скрыть.

— Чего же ради он проделал такой путь? Надеюсь, не ради того, чтобы поволочиться за тобой? — проговорил он, изображая ревность.

Улыбка жены показалась ему кокетливой.