– Нет.
– Упрямая…
– Расскажи. – Кэри обнимает мужа за плечи, упирается лбом в плечо.
…рыба. И мокрое дерево. Железо старое, разъеденное водой. Сама вода с темным оттенком гнили… и чернила. А на пальцах мел остался. И Кэри, заставив его избавиться от перчаток, обнюхивает пальцы.
– Мне не о чем…
– Врешь.
…вчера он оставил бумаги на столе. Кэри поняла не все, но и того, что поняла, ей хватило.
– Вру, – соглашается Брокк, обнимая ее.
От его прикосновений не останется темных пятен, да и те, которые были – на внутренней стороне бедер, на животе, на горле, – почти растворились.
– Но так надо, Кэри… – Он разбирает спутанные пряди. А Кэри все-таки ловит серебро чешуи, правда, в отличие от призрачного, это не тает на пальцах. – Если бы был иной выход…
Шепот.
И осторожный поцелуй в щеку.
…почти ритуал, один из многих, появившихся в последние дни. Но сегодня Брокк нарушает его.
– Пора собирать вещи, моя янтарная леди. – Он ловит пряди губами и пытается улыбаться, притвориться веселым. Вот только веселье это выходит горьким.
…как то лекарство.
Откуда взял? Спросить? Так ведь не ответит. Коснется железным пальцем виска, попросит:
– Не думай.
А как не думать? Бросить его?
Остаться не позволит. Ей же надо… как его одного и здесь? Наедине с кошмаром, в который он попал. И ведь не признается, в жизни не признается, до чего ему плохо. Ловит минуты тишины, ждет чего-то… бестолковый ее супруг.
– Я тебя люблю, – сказать просто, и, кажется, Кэри говорила, раньше, до болезни и во время, правда, это время запомнилось ей чередой странных видений. И поэтому ей страшно, вдруг не услышал, не понял.
Не поверил.
– Я очень сильно тебя люблю.
– Все будет хорошо.
– Брокк…
– Поверь мне. – Он целует пальцы, и они, хрупкие, дрожат под его губами. – Просто поверь, это ведь несложно?
Сложно. И оба это знают.
Вежливая ложь, которая нужна, чтобы защитить.
И часы бьют три.
Пора.
Дорожное платье из шерстяного батиста. Темный винный колер, который оттеняет болезненную белизну кожи. Белые волосы заплетены в косу, а коса короной уложена, скрыта шляпкой. Низко опущенные поля касаются щек, лаская их куньим мехом.
Плащ с подбоем.
Башмачки. И дом прощается эхом шагов. Экипаж у порога. И Брокк несет кофр, в котором лежат вещи Кэри. Он сам собирал и наверняка забыл что-то важное, нужное, а положил, напротив, пустяк…
…пустяков не осталось. И Кэри пробует тянуть время, задержаться на пороге.
Секунда.
И две.
«Янтарная леди» не уйдет без нее…
…наверное.
– Пора, Кэри. – Брокк морщится и отстраняется, не позволяя коснуться себя. – Я все объясню… позже… потом… честное слово, Кэри.
Честное.
Грохот колес. И город, замерший в ожидании рассвета. Зимой они приходят поздно, ленивы, серы и туманны. Но до нынешнего есть еще время…
…конная четверка набирает ход. И экипаж раскачивается, словно колыбель.
– Ты же вернешься, да? – У нее получается обнять мужа, и тот, напряженный, раздраженный, пробует отстраниться.
…но экипаж раскачивается.
Колыбель.
Скрипучая. Тряская. Как Кэри усидеть? Она ведь еще больна… самую малость, ровно настолько, чтобы не обойтись без его поддержки. И под пальцами – жесткие слои ткани… не только.
Корсет?
Брокк прежде не носил его.
– Спина болит, – неловко врет он. – После взрыва иногда…
– Сильно?
– Не волнуйся. – Робкий поцелуй в щеку. – Все пройдет.
…конечно. И Кэри подозревает, что опасен не корсет, но то, что под ним скрывается.
– Не волнуюсь… ты же вернешься.
– Да.
Обещание теряется в грохоте колес. А по полю носится ветер. Сугробы от края до края, и серая нить реки сшивает небо с землей. Неряшливый шов, рубцом. Мачта-спица, луна фонарем. И фонари же высвечивают дорогу. Ее расчистили, а после утоптали, смешав снег с грязью. Сотни ног… колеса… чей-то экипаж увяз в сугробах.
– Дальше пешком. Дойдешь? – Брокк помогает выбраться из экипажа. И Кэри ежится, все-таки она уже почти жива, способна ощущать мороз.
Ветер пощечиной.
Снег-наждак… в лицо, в глаза, заставляя жмуриться, отворачиваться в бесплодной попытке заслониться рукавом. На белых полях – лиловая тень.
«Янтарная леди» поворачивается вокруг стыковочной мачты, и мелко ходят струны канатов.
Держат.
Удерживают.
– Плохо. – Брокк помогает идти, против ветра, против желания Кэри, пусть о желании этом она не произнесла ни слова. – Ветер слишком сильный…
Правду говорит.
Сильный.
Толкает Кэри, рвет с плеч плащ, норовя швырнуть за шиворот колючей крупы.
– Идем. – Брокк подхватывает Кэри на руки. И она не удерживается от упрека:
– Твоя спина…
– Как-нибудь переживет.
Он идет быстро, почти бежит, и ветер – не помеха. А под стальной спицей тишина.
Открытая дверь и лестница, которая дребезжит под ногами. Узкие пролеты. И бесконечный подъем. Брокк держит за руку, точно опасается, что именно здесь, на лестнице-струне Кэри исчезнет. И лишь оказавшись у стыковочного люка, выпускает ее.
– Дойдете до Кравича, там подготовят поле для посадки. Скорее всего будет экстренная, но дальше Кравича корабль не потянет. Не жди меня там.
Кэри кивает. Не будет.
Там – не будет.
– Лишнее сгрузят… добавят топливо… и пойдете за Перевал.
– Конечно.
…без Кэри.
– Веди себя хорошо.