Черный Принц

Во второй половине XVII века историк Элайес Эшмол откровенно назвал эту историю байкой, справедливо напомнив об аналогичных легендах, ходивших по поводу основания бургундского ордена Золотого Руна и малоизвестного савойского ордена Цепи. Во всех трёх случаях романтические истории не имели абсолютно никаких документальных подтверждений. Эшмол пошёл дальше и предположил, что девиз ордена Подвязки — Honi soit qui mal у pense — представляет собой недвусмысленное отражение претензий Эдуарда III на французский трон, а вовсе не оправдание леди, потерявшей по неосторожности часть своего туалета или — в других интерпретациях — даже честь. «Позор тому, кто думает об этом плохо» — ответ на попытки дискредитации французских амбиций английского короля.

В защиту этой версии говорит и то, что само слово Garter, давшее имя ордену, использовалось в средневековой Англии крайне редко. Точнее сказать, в письменных источниках оно промелькнуло лишь единожды — у некоего Уолтера Биббесуорта в его поэме «Трактат», служившей тогда своего рода учебником французского языка для английской молодёжи¹⁷. И там было указано, что оно обозначало вовсе не интимную часть дамского одеяния, а предмет, который предназначался для поддержания шоссов у модников-оруженосцев. Раз уж об этом зашла речь, то даже форма геральдической подвязки крайне необычна: это не полоска ткани или шёлка, а ремешок с пряжкой и отверстиями. Честно говоря, его изображение, которое сейчас легко увидеть на гербе Великобритании, напоминает скорее пояс — один из важнейших символов, использовавшихся во время церемонии посвящения в рыцари.

Вопросов много, ответов на них не меньше, и каждый может выбрать тот, который ему больше по душе. Но, как бы то ни было, орден с этим названием, с этой эмблемой и с этой легендой стал одним из самых знаменитых рыцарских орденов в мировой истории.

* * *

Страшная эпидемия, поразившая Европу в конце 1340-х годов, не была, естественно, карой господней за греховность двора Эдуарда III, как уверяли хронисты. Нравы и развлечения знати в других странах и в другие времена были ничуть не более пуританскими. Вирус чумы проник в начале октября 1347 года в Сицилию и быстро распространился по всей Италии, выкашивая до половины жителей больших городов. Зимой 1348 года чума добралась до портов Южной Франции — Нарбонна, Марселя и Монпелье. К июню она захватила Руан и Париж. В июле сестра Эдуарда Вудстокского Джоанна, которая направлялась в Испанию для вступления в брак с Педро Жестоким, сыном короля Кастилии Альфонсо XI, умерла от этой страшной болезни в Бордо.

В Англию вирус чумы попал где-то в середине лета на судне, которое бросило якорь в Мелкомб-Реджис, что в графстве Дорсет. Именно в этом порту был зарегистрирован первый случай заболевания. Оттуда Чёрная Смерть, как стали позже называть эпидемию, распространилась сначала по всей Уэст-Кантри[51], в августе достигла Бристоля, а в начале 1349 года добралась до Лондона. Средневековые врачи ничего не знали о причинах заболевания, которое протекало в трёх различных формах — бубонной, септической и лёгочной. Практически все предпринимаемые ими профилактические меры были ошибочными и, следовательно, бесполезными. Единственным более-менее дельным казался совет максимально ограничить круг общения, поскольку инкубационный период болезни был весьма коротким.

После первого же известия о появлении больных в Лондоне король объявил перерыв в работе Парламента, созванного в январе 1349 года. Он приказал закрыть все порты, чтобы остров не потерял своё население, в панике выбиравшее между бегством и смертью. Знать разъехалась по глухим уголкам страны в свои загородные поместья. Вдали от людских скоплений, в отсутствии грызунов, на которых размножались блохи — разносчики чумной палочки, состоятельные англичане в большинстве своём избежали опасности заражения. Так, ни один из 26 рыцарей ордена Подвязки от чумы в первую волну эпидемии не умер.

Эдуард Вудстокский провёл большую часть лета вместе с отцом в отдалённых манорах на западе и юге страны. Однако полностью отгородиться от окружающего мира он не мог. Осенью 1349 года принц отправился в Херефорд, чтобы присутствовать на церемонии переноса мощей святого Томаса Канталупа в новую раку. Несмотря на то, что епископ Херефордский в страхе перед чумой запретил любые скопления народа — в том числе, постановку пьес на площадях и интермедий в городских церквях — при переносе мощей собралась огромная толпа, которую никто не разгонял. Более того, по окончании обряда родственник святого Николас Кантилуп устроил за свой счёт для всех роскошный праздник.