Черный призрак

— Это интересно. — Я доел суп и лег на лавку, чувствуя, как избушка начинает вращаться перед глазами. И зачем столько выпил? Завтра мне точно будет плохо. Наверное, так же, как было. Или еще хуже? А может, и помру… ночью… во сне. — Расскажите… очень любопытно.

Я начал проваливаться в темноту, наполненную стылым ветром, пустотой и гулкой тишиной, в которой каждый звук приобретает свое истинное звучание, потому что ни с каким другим не смешивается.

— Эк вас разморило, молодой человек, — недовольно вздохнул профессор. — Вот так всегда: только найдешь интересного собеседника, как он внезапно пьянеет и становится неспособен поддерживать приятный разговор. А вроде и выпили немного, всего лишь профилактическую дозу от болезней и усталости. Видимо, действительно в этот раз крепковатый эликсир у меня получился, а может, это шершни так на вас повлияли. Действительно, страшновато, да и жало у них острое и длинное…

Перед моими глазами плескалась ночь, она выползала из окна, а там, на черной поверхности озера, плавали яркие звезды, многие тонули, исчезали в стылой глубине…

Ночь, озеро, свеча догорела… и погасла, оставив после себя в воздухе мягкий медовый запах.

ГЛАВА 4

Утром я с трудом разлепил ресницы. Ощущение было таким, словно их ночью кто-то основательно промазал клеем. Когда с огромным усилием удалось их все-таки приподнять, то все равно ничего не смог увидеть. Передо мной кружилась мутная хмарь, переливаясь яркими, немного смазанными цветами. Именно хмарь. Не знаю, что это такое, но точно именно она плавилась перед моими глазами, превращаясь в нечто совсем несуразное, названия которому нет.

— Выпейте, юноша, и вам станет легче, — толкнула меня в бок чья-то твердая рука, и кто-то знакомым, очень гулким голосом, слышавшимся откуда-то издалека, из неизвестной дали, где хмарь сливалась с горизонтом, добавил: — После этого вам удастся проснуться, а существование покажется более приятным.

О мои зубы простучал край кружки, и я, не смея противиться, глотнул холодного чая, отдающего травами, мятой и душицей. Я чувствовал каждый глоток, который скользил по воспаленному горлу, пробираясь к стонущему желудку. А потом все поплыло, лавка закачалась, и мне… действительно стало легче.

Я сел. По-прежнему окружающее виделось сквозь мутную пелену.

— Что с вами, юноша? — тревожно спросил профессор, вглядываясь в мое лицо. Я тоже его видел как нечто темное с искрящимися глазами — раньше не замечал, что они у него светятся. Наверно, это видно только в бледной хмари. — А… теперь вижу.

Мне в ладонь легла мокрая тряпка.

— Аккуратно вытирайте глаза. Не бойтесь, у вас гной сочится из век. Тряпица чистая, инфекцию не занесете, не беспокойтесь, а мокрая, потому что смочена заваркой. Чай у меня хороший, лечебный, у него тоже имеются свои антибактериальные свойства…

— Гной? — Я послушно стал тереть веки и глаза. — Откуда он у меня появился?

— Это последствие питья эликсира. Вы в детстве глазами случайно не болели? Гной шел, как сейчас?

— Было дело. — Я вспомнил. Тогда учился в третьем классе, а может, во втором, ветром надуло болезнь, название какое-то мудреное. Мазью мазали тетрациклиновой и в глаза что-то капали, противно очень. Да и удерживать глаза открытыми, зная, что через мгновение в них попадет капля чего-то больницей пахнущего, было просто невозможно. Но держал, а куда деваться, если мамины пальцы ресницы прижимают, нежно, трепетно, тревожно… — Болел. Конъюнктивит, кажется…

— Так вот, эта болячка сейчас из вас и выходит. Скажите спасибо. Вылезет и больше никогда беспокоить не будет. Лечебное у меня питье, сам им спасаюсь, врачей-то здесь нет…

— Спасибо. — Я открыл наконец глаза. Заварка помогла. Оказалось, что в маленькое окошко светит солнце, отражаясь от глади черного озера. Нет, неправильно: гладь — это когда ровная поверхность, а вода покрылась мелкой зыбью. Ветерок — свежий, приятный — витал над водой, он и в окно залетал, так как одна створка была открыта. — Нам, наверно, пора, из-за меня задержались?

Глупее вопроса я не мог задать, но что-то спросить требовалось, чтобы поддержать видимость разговора. Пока ждал ответа, собирал свое тело по кускам — оно болело, причем каждый орган по-своему. Мышцы ноги рук ломило так, как всегда бывает после тяжелой нагрузки. Но вроде живой, кажется, не умер. Интересно почему?

Сердце билось так, словно его заставили выполнять тяжелую работу. Впрочем, наверное, так и было: оно качало мою густую кровь, наполненную мертвыми бактериями, которых убили жуткий эликсир и чай с бактерицидной травкой. А может, и там плавал яд, которым меня напитали шершни, уже нейтрализованный, готовый к выведению через почки.

Но голова не болела, в ней было пусто и свежо, ни одна мысль не мешала созерцанию прекрасного вида из окна. Только минут через пять я решился посмотреть на мое израненное тело — может, действительно все не так плохо, и я буду жить дальше?!

Осторожно снял с себя камуфляж и глянул на обнаженное тело.