Черный пробел

Полковник Зубов без всяких затруднений дошел до выхода из здания УВД. Правда, в одном из коридоров он встретил Жерепа, но тот прошел мимо, лишь, мельком взглянув на полковника. Если бы Зубов не выдержал и оглянулся, он бы увидел, что бандит остановился и пристально смотрит ему вслед. Затем, однако, Жереп замотал головой, пробормотал: «Не может быть» и пошел своей дорогой. Зубов пересек двор и беспрепятственно вышел на улицу через ворота, где в застекленной будке мирно спал часовой. Следовало сразу подальше уйти от логова бандитов. Очутившись наконец на пустыре на окраине города, полковник присел на бетонную плиту и задумался. Перед ним стоял сложный вопрос: куда пойти, где скрываться? Бандиты, конечно, уже обнаружили его отсутствие. Явку в Банном переулке постиг провал, на другие, известные полковнику, было рискованно являться после столь долгого перерыва. Неторопливо все взвесив, полковник решил, что единственно правильный вариант — пойти на явку, за которую в то время, когда Зубов был еще на свободе, отвечал Валера Сыпняков. Вспоследствии там разместилась редакция подпольной газеты «Заря свободы», но полковник этого еще не знал. Являться туда днем, без разведки, полковник не хотел, чтобы не демаскировать явку, и потому принял решение залечь где–нибудь в окрестностях и вести наблюдение. Только так он мог установить, не раскрыта ли явка, не следят ли за ней, нет ли там засады. Так Зубов и поступил. Скрытно выйдя в нужный район со стороны железнодорожной насыпи, полковник затем пересек линию и спрятался в кустах. С этого места хорошо просматривалась полоса отчуждения с квадратами огородов и лабиринтом заборов и сарайчиков, в котором наметанный глаз полковника сразу различил двор и крышу явочной квартиры. Расположившись поудобнее, Зубов принялся наблюдать.

Он ошибался, когда думал, что бандиты сразу обнаружат его отсутствие. Это произошло лишь на следующий день. Бандит, исполнявший обязанности надзирателя, не счел нужным подать в камеру полковника чашку с баландой, так как во время ужина играл с другими бандитами в сику. Старуха, оставшись в камере наедине с бесчувственным телом Ганюка, принялась колотить в дверь и звать на помощь, но ее сиплый голос в коридоре не слышали, а на стук проходившие мимо бандиты не обращали никакого внимания. Наутро бандит–надзиратель явился к камере полковника с чашкой баланды, которая представляла, собой несколько кусочков хлеба и ливерной колбасы, залитых крутым кипятком, что вызывало у изголодавшихся заключенных вкусовые галлюцинации мясного супа. Надзиратель начал было отворять дверь, но вдруг изнутри до его слуха донесся необычный шум. Ясно слышались матерная брань, возня и какие–то странные шлепки. Бандит удивился: ранее в этой камере он не слышал ничего, кроме презрительного молчания или приглушенного пения революционных песен. Теперь же там происходило нечто непонятное. Из осторожности он подозвал проходившего по коридору верзилу по кличке Шкаф, несмотря на ранний час, уже крепко подвыпившего, затем повернул ключ в замке и осторожно приоткрыл дверь. Глазам бандитов предстала следующая картина: посреди камеры стоял Ганюк, одной рукой вцепившись в собственную шевелюру, а другой — расчесывая живот под кителем, надетым на голое тело: видимо, за ночь он успел набраться блох. У стены кряхтела избитая старуха. Заметив, что дверь приоткрылась, Ганюк очертя голову ринулся в щель. Вырвавшись в коридор, он первым делом съездил по уху пьяного верзилу, а затем и надзирателя, но задел при этом чашку, которую тот еще держал в руке. Горячая баланда выплеснулась Ганюку прямо на голый живот. Негодяй взвыл и, странно извиваясь, запрыгал на одной ноге по коридору. Надзиратель и старуха поспешили ретироваться. Верзила съехал по стене на пол и так и остался сидеть, изредка всхрапывая во сне и что–то бормоча.

Глава 9