— Да. Я прошел хорошую школу, — Кёрнхель улыбнулся — и неожиданно наклонился к своему спасителю. — Не стоит волноваться обо мне. Я справлюсь, поверь. А ты лучше сосредоточься на своей миссии — я рискую только сейчас, а ты будешь подвергать себя риску каждодневно и ежесекундно. Береги себя… прошу.
Граф тяжело вздохнул. Он так и не смог понять, кто такой этот полуэльф, и почему он столь беззаветно предан ему, Хранителю. Это спокойное, теплое обожание, абсолютная, нерушимая верность, и святая, непоколебимая уверенность Кёрнхеля в нем пугали — но и побуждали отвечать если не тем же, то хотя бы чем-то близким. Этьен безмерно уважал и любил друга, и уже тысячу раз поблагодарил Создателя за то, что оказался на площади в момент, когда там умирал загадочный полуэльф. Вот только никак не мог понять граф, почему порой в брошенном на него случайном взгляде Кёрнхеля проскальзывала неизбывная, бесконечно-пронзительная тоска — проносилась мимолетной птицей, и исчезала без следа, растворяясь в теплой улыбке.
— Брат Себастиан, я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз до ужина, если возможно, — донесся из шатра спокойный, почтительный голос Грегориана. — Это касается некоторых… гм, подозрительных событий, происходивших в последнее время в городе, вверенном на ваше попечение Святейшими Отцами.
— Конечно, брат, — ответил Инквизитор и властно распорядился: — Оставьте нас!
Спустя минуту в шатре не осталось никого, кроме них двоих.
— Это довольно щекотливый вопрос, — начал глава Ордена.
Этьен сосредоточился, выплетая заклинание.
— И в чем же он заключается? — со сдержанным интересом спросил Себастиан. — Я надеюсь на вашу полную откровенность, брат. И рассчитываю, что вы обязательно…
На что он рассчитывал, узнать уже не удалось. Граф, наконец, закончил заклинание, и инквизитор, пошатнувшись, начал заваливаться на бок. Грегориан ловко подхватил его, не позволяя шумно рухнуть на землю — в шатре аскетичного экзекутора не было даже ковра.
Кёрнхель быстро полоснул ножом по растянутой кольями и веревками парусине и первым проник внутрь, Хранитель последовал за ним. Кивнув собратьям, Грегориан осторожно опустил тело Себастиана на землю, и, выпрямившись, сложил пальцы в сложный символ, опуская на шатер полог тишины — рисковать лишний раз никто не хотел.
— Что с ним? — на всякий случай уточнил он у Этьена.
— Потеря сознания на сутки. Привести его в себя сейчас не сможет никто и ничто, — отозвался тот. И тут же, не теряя времени, опустился на колени возле тела Инквизитора, обхватил его голову руками, прижав подушечки указательных пальцев к вискам, и, закрыв глаза, погрузился в транс. Графу предстояло считать личность Инквизитора, все его привычки и любимые слова, манеру разговаривать и двигаться, и все тому подобное.
Несколько минут в шатре царила напряженная тишина. Наконец, Хранитель выпустил Себастиана и поднялся на ноги. Лицо его было мертвенно-бледным.
— Да уж… В высшей степени неприятный тип, — брезгливо пробормотал он.
— А чего вы хотели? Инквизитор… — со скрытой горечью усмехнулся Грегориан. Кёрнхель же, не тратя времени на разговоры, быстро стягивал с экзекутора одежду.
Когда он закончил, Этьен снова опустился рядом с неподвижным телом, и внимательно всмотрелся в каждую черточку лица, запоминая все родимые пятна и шрамы, неровно сросшуюся после перелома ключицу и следы от оспин, характерную кривизну рта, и выступающий сильнее, чем следовало бы, позвонок… Полностью скопировать тело Инквизитора за столь короткое время он мог исключительно благодаря абсолютной памяти.
Через минуту граф поднялся на ноги, и быстро сбросил плащ и рубашку, оставшись только в простых тканых штанах. Вновь закрыл глаза, потянулся к силе Предела, бесконечным черным океаном расстилавшейся вокруг него, и полностью погрузился в эти спокойные, доброжелательные волны. Хранитель даже не плел заклятие — он просто отчетливо представлял себе и его структуру, и конечный результат. Предел действовал сам, подчиняясь воле своего носителя.
Спустя пять минут перед Грегорианом и Кёрнхелем стоял еще один Себастиан. Отличить его от настоящего можно было разве что по нервному подергиванию пальцев, да по судорожно кусаемым губам — Инквизитор был человек жесткий и о самоконтроле имел самое что ни на есть четкое представление. О чем, собственно, Этьену не преминул напомнить глава Ордена.
«Я должен быть спокоен и подчеркнуто безразличен. Чуть высокомерен, и очень внимателен. Смотреть так, словно я подозреваю в ереси всех присутствующих. Я должен это сделать».
— Вы готовы, брат? — спросил Грегориан.
— Да, почти… — пробормотал Этьен, застегивая на шее поданную полуэльфом мантию Инквизитора. — Вот, теперь все.
— Тогда я пошел, — Кёрнхель взвалил на плечи тело настоящего Себастиана, и выскользнул из шатра через ту же дырку, сквозь которую около четверти стана назад проникал вместе с графом. — Ты прикроешь меня невидимостью?
— Да, разумеется, — Хранитель на миг прикрыл глаза — а когда открыл их, Кёрнхель словно бы исчез. Только колыхнулась, как высокая трава на ветру, парусина шатра.