Черный рассвет

Продравшись сквозь ветки, Гришанин кое-как вытащил из машины мешок с капканами и осмотрелся. По осени, еще до снега, он пару раз доходил до Виленского зимовья, а в прошлые годы забирался в тайгу и дальше. Так что места были ему знакомы. Но сейчас лес выглядел каким-то чужим. Может, от поникшей зелени, а может, потому, что в полдень в тайге было по-сумеречному темно из-за облаков, висящих над самыми макушками сосен. Гришанин принюхался. В воздухе пахло сыростью и еще чем-то – плесенью, что ли. Он вспомнил погреб, где тесть ставил свою брагу. От сырости на прогнивших деревянных полатях в погребе выросли грибы. И воняло там так же отвратительно. Гришанин брезгливо поморщился, потом взвалил на спину мешок с капканами, прихватил из машины топор и зашагал в глубь леса. Чем мотаться с ружьем по тайге, вдыхая эту вонь, он просто расставит капканы на звериных тропах и будет регулярно проверять их. Рано или поздно какая-нибудь бешеная лисица, волк или барсук попадется в расставленную ловушку. Идея использовать капканы для отлова бешеных животных была хороша, с какой стороны ни гляди. Вот только пробираться через чащу с тяжелым мешком за плечами было адски трудно, и как Гришанин ни пытался подбадривать себя, даже мысли о легком заработке не особенно поднимали настроение. Он весь покрылся липким потом, то ли оттого, что набитый капканами и звенящий цепями мешок оказался таким тяжелым, то ли потому, что в чаще было непривычно жарко и душно. Остановившись, Гришанин бросил мешок на землю и вытер со лба пот мокрой ладонью. Сердце гулко колотилось в груди. Даже дышать было трудно. Что это с ним? Вроде не бухал накануне, так, выпил с тестем пару стопарей за удачную охоту. А звери, как назло, попрятались. Даже сорочьей трескотни, которая так раздражает на охоте, не было слышно. Может, у них эта, миграция, невесело усмехнулся Гришанин. Или все передохли? Шутливый вопрос отчего-то не вызвал улыбку. Наоборот, на душе стало тревожно. Ему вдруг захотелось бросить все, даже мешок с капканами (ну их на хрен, эти деньги!), рвануть обратно к машине, дать по газам и гнать из леса, гнать до самого дома.

Стиснув рукоятку топора, Гришанин настороженно огляделся по сторонам. На засохшем кусте рябины, а может, черемухи, в пяти шагах от него что-то висело, что-то похожее на пучок истлевшей травы. Гришанин подошел ближе. Вблизи «пучок травы» оказался клоком вырванной шерсти. Гришанин потрогал его и сейчас же отдернул руку. Шерсть была сырая и липкая, к тому же отвратительно воняла. Он даже не стал гадать, чья она. Торопливо вернулся к своему мешку и установил под кустом первый капкан, обмотав цепь вокруг основания ствола.

В течение следующего часа Гришанин расставил оставшиеся пять капканов, разбросав вокруг наживку: куриные потроха, и отметив места установки зарубками на стволах ближайших деревьев. Можно было возвращаться. С огромным облегчением он повернул назад, ориентируясь по собственным зарубкам. Никто не подгонял его, но он припустил так быстро, как только мог. Если бы чаща была не такой густой, то, наверное, перешел на бег. Подспудное, необъяснимое чувство страха гнало его обратно к машине. Окружающий лес действительно изменился. Хотя Гришанин не мог понять, какого рода эти изменения. Вот, хотя бы роса. Разве на траве или на листьях в середине дня бывает роса? И почему ему так трудно дышать? Гришанин прислушался к собственному дыханию. Он дышал, как паровоз, а грудь вздымалась, словно кузнечные мехи. Но лесной воздух отчего-то не наполнял легкие. И усталость. Так обычно бывает при недостатке кислорода. Гришанин остановился, чтобы перевести дух. Он уже должен быть рядом с машиной, значит, вполне может позволить себе передохнуть. Вот и засохший куст, под которым он поставил первый капкан.