– Поздно, Коль. Я беременна, – коротко вымолвила она.
– В смысле беременна? Как это могло случиться?
– Я не знаю! Не знаю! Как это случается обычно в таких случаях? Брак, неаккуратное использование или еще что-то. Понятия не имею! Я, конечно, могла сохранить это в тайне и снова сделать аборт, но считаю, что ты должен знать. Надеюсь, ты не подумаешь, что я тебе изменяла!?
– Нет, конечно. Но что теперь делать?
– Этого я тоже не знаю. Но я очень, очень не хочу тебя терять, – дрожащим голосом произнесла она и снова заплакала.
Я, обняв, прижал ее к себе и сказал:
– Не переживай. Я никуда не денусь.
Безусловно, эта новость повергла меня в шок, но я старался не показывать этого в присутствии Алисы, дабы не нагнетать панику. В мою голову лезли самые разные мысли на этот счет. Прежде всего, не заразил ли я ее своей инфекцией, потом – если ей снова придется делать аборт, как быть дальше и сможем ли мы вообще иметь детей в таком случае? Как вообще это произошло, если мы всегда предохранялись? Ну и, конечно же, где-то на заднем плане затаилась мысль об измене, которую я всеми силами старался гнать от себя, пытаясь подменить ее воспоминаниями, когда и как Алиса могла забеременеть от меня.
К моему глубокому сожалению, я не мог ответить взаимностью на ее откровения, так как страх, сидящий внутри меня, буквально вязал мне рот при любой попытке. Я так боялся, что она меня отвергнет, узнав правду, что продолжал таскать в себе этот непомерный груз, состоящий из обмана и лжи, но в то же время постоянно обвинял себя в трусости, и мне становилось еще хуже.
***
Когда я озвучил эту новость маме, то она была скорее напугана, чем обрадована. Надо сказать, что за это время отношения с ней стали еще более натянутыми, ведь ее расчет не сбылся, и работа, на которую я устроился, не избавила меня от зависимости. Я продолжал избегать общения с мамой, и, по сути, за этот период времени мы превратились из самых близких друг другу людей в обыкновенных сожителей. Но в этой ситуации я не мог держать в секрете такую информацию и выдал ей все как есть на духу.
– Неужели даже в такой ситуации ты не сможешь отказаться от употребления этой гадости? – в конце разговора спросила она.
– Смогу… наверное.
– Если не сможешь, то я вынуждена буду рассказать твоей девушке обо всем. Я не хочу, чтобы ты разрушил еще и ее жизнь. Либо сделай это сам и поступи хоть раз как настоящий мужчина, в конце концов!
– Ты опять начинаешь меня шантажировать!? Неужели история с клубом тебя так ничему и не научила!? – на повышенных тонах начал возмущаться я.
– Нет. Просто я считаю, что в такой ситуации она должна знать правду! И если ей придется столкнуться с тем же, что и мне, то пускай лучше делает аборт и расстается с тобой. Потому что в жизни нет ничего хуже, чем наблюдать за тем, как самый дорогой и любимый человек уничтожает себя, и при этом понимать, что ты ничего не можешь с этим сделать! – сказала она и расплакалась.
«Опять эти слезы», – подумал я. Если бы слезы можно было продавать, то я, вероятней всего, мог бы озолотиться на их добыче. Ведь все, к чему бы я ни притрагивался в этой жизни, превращалось в слезы и боль.
В какой-то момент я представил себя героем компьютерной игры, главным навыком которого было нести боль и страдания в ту жизнь, в которой он объявлялся. Все живое вокруг меня будто бы начинало увядать. Казалось, что единственное, на что я способен в этой жизни, – наносить ущерб окружающим…
После таких мрачных мыслей ко мне пришло единственно верное решение во всей этой ситуации. Конечно, мне очень не хотелось признавать это, но мама в очередной раз была права. Я не смогу потянуть ребенка с таким образом жизни и должен честно во всем признаться Алисе. Она не заслужила такого отношения. К тому же опыт моих предыдущих отношений показывал, что рано или поздно все это вскроется. Так что я посчитал, что у Алисы должен быть выбор в сложившейся ситуации. Но одно я знал точно: если она уйдет от меня, то, вероятней всего, я потеряю всякую надежду на избавление.