Черный ростовщик

Политика взаимной безопасности, как ни странно, распространялась и на лесных аборигенов. Конечно, если кто-то хотел поймать именно конкретного раба, удравшего с плантации, то он мог этим заниматься, хотя проще и дешевле было купить нового, но вот массовые враждебные действия полностью исключались. Пиратское сообщество было слишком пестрым, и любой встреченный абориген в принципе мог принадлежать к этому «береговому братству». И, стало быть, всех грести по острову под одну гребенку — почти однозначно означало вызвать конфликт между колонией и пиратами.

— Вот так и живем, — подытожил Лютер.

— Прямо как на вулкане, — усмехнулся Эспада.

— Почему как? — улыбнулся Лютер. — На нем самом и живем. Там сами увидите. Здоровая такая лысая гора прямо на севере.

Он потянул за фал,[50] мачта с парусом повернулись, и лодка накренилась, уходя в сторону от невидимой, но известной Лютеру опасности. Впереди появились первые огни. Было их не так много, как ожидал дон Себастьян, но раскинулись они широко, да и час был уже поздний. Или даже, лучше сказать, очень и очень ранний. До рассвета оставалось всего два часа.

— Форт-де-Франс? — спросил Эспада.

— Огни-то? — уточнил Лютер. — Почти. Это корабли, которые стоят в заливе. А на том берегу да. — Форт-де-Франс.

— Хм… — задумчиво протянул Эспада. — Нам бы желательно не привлекать к себе лишнего внимания.

— Да я и сам об этом подумал, — сообщил ему Лютер. — Но вы не беспокойтесь, моя лодочка где угодно пристанет. Это вам не эти пузаны.

Под пузаном понимался большой галеон, именно в эту минуту проступивший из темноты. На высокой корме стоял часовой с мушкетом в руках. Опершись о планшир, он внимательно наблюдал за приближающейся лодкой. Лютер направил ее влево. С одной стороны, чтобы его пассажиры не попали в полосы неяркого света, что лились из кормовых окон, с другой — чтобы у часового не возникало тревожных мыслей по поводу их возможных намерений. Разошлись мирно. Часовой даже не счел нужным окликнуть лодку.

Та, чтобы не лавировать между кораблями, описала большой круг по заливу и, наконец, вышла к берегу. Лютер привел ее не в порт и даже не в сам город, который вольготно раскинулся на берегу залива от небольшой речушки и чуть ли не до самого моря. Формально речушка не была границей города, но большей частью город располагался к западу от нее. Редкие и не такие притязательные домики на восточном берегу уже можно было считать предместьями. Рыболовством здесь никто не увлекался — по крайней мере ни лодок, ни развешенных на просушку сетей на берегу залива не наблюдалось. Песчаный берег был абсолютно пустынен. Лютер убрал парус, на веслах повел лодку к самому берегу и шепотом пожелал пассажирам удачи. Согласно намеченному плану, дальше испанцы отправлялись вдвоем. Лютеру же надлежало как можно скорее вернуться в деревню и напрочь забыть о своем ночном вояже.

Берег был очень пологим, и, даже спрыгивая с носа лодки, человек оказывался в воде. Падре Доминик вздохнул и медленно побрел на сушу. Эспада оттолкнул лодку, Лютер налег на весла, и скоро ее контуры растаяли в темноте. Дон Себастьян повернулся и направился к падре. Тот уже присел на песок, стянул ботинки и вытряхивал из них воду. Эспада опустился рядом, чтобы проделать ту же операцию со своими сапогами, и они вновь вернулись к спору, начатому еще в деревне, но прерванному ради той ценной информации, которой так щедро делился Лютер.

Суть разногласий сводилась к следующему. Для незаконного визита в тюрьму с извлечением оттуда арестанта требовались либо деньги, либо оружие. А лучше и то и другое. Чтобы добыть все это во враждебном городе, Эспада знал один старый, но все еще действенный способ. Грабеж. «Бискаец» в умелых руках плюс элемент внезапности позволяли провернуть эту операцию в отношении первого же припозднившегося гуляки. Человек, разгуливающий в столь поздний час, если, конечно, он не законченный безумец, непременно был бы вооружен хотя бы шпагой — то, что при внезапном нападении он не успеет ее достать, это уже детали — и как минимум половина необходимого будет добыта. Вот только падре, не желая принимать во внимание сложившуюся ситуацию, был категорически против грабежа и убийства. По его мнению, спасти прекрасную даму, вероломно ввергнутую в узилище, — это одно, а убить при этом одного-другого пусть даже и француза — совсем другое. На вполне логичный вопрос:

— Как совершить первое не совершая второе?

Он неизменно отвечал:

— Уповать на милость Божью.