– Добрый вечер, господа, – коротко кивнул Локано.
– Прошу вас! – Вудсен сделал приглашающий жест рукой и отступил в сторону, заняв свое место в процессии, по левую руку от Верховного Советника. Его коллеги с видимым облегчением пристроились в хвосте, подальше от взглядов Служителей.
Миновав еще недостроенное кафе с измазанными побелкой окнами и торчащими из щелей клочьями теплоизоляции, дорожка большими пологими ступенями запрыгала вниз по склону. По мере приближения к мосту его циклопичность становилась все более ошеломляющей. То, что поначалу казалось рассыпанным на дороге мелким гравием, по факту оказалось несколькими сотнями строителей и местных жителей, собравшихся посмотреть на церемонию. Тонкие волоски тросов при ближайшем рассмотрении достигали в обхвате почти полуметра, а черная ленточка дороги насчитывала по три полосы в каждую сторону. В душу поневоле закрадывалось сомнение в том, что все эти гигантские конструкции были воздвигнуты Человеком.
При появлении Служителей, по гудящей толпе, как круги от брошенного в воду камня, пробежала невидимая волна, обрывающая все разговоры и сгибающая спины. Люди расступились, пропуская Верховного Советника и его свиту к сооруженному для них помосту. Локано буквально кожей ощущал сочащиеся со всех сторон настороженность и любопытство. Это был его первый «выход в свет» в новом качестве, и никто не знал, чего можно от него ожидать.
С другой стороны, нельзя сказать, чтобы и Руорна шибко любили, но к его взглядам и методам все уже давно привыкли. Да, он бывал строг, иногда даже жесток, но при этом оставался справедлив и предсказуем. Отставка Верховного Советника, занимавшего этот пост почти четыре века, лицо которого вросло в народную память, по-видимому, уже на генетическом уровне, выбивала у простых людей почву из-под ног. Само словосочетание «Верховный Советник Ивар Локано» требовало определенных усилий, чтобы произнести его правильно и случайно не оговориться.
Локано поднялся на помост и остановился, глядя вдоль моста, как в огромную трубу с полупрозрачными стенками из сотен тросов. Дальний ее конец терялся в подрагивающей над нагревшимся за день асфальтом дымке.
Вокруг воцарилась почтительная тишина. Все взгляды устремились на Верховного Советника.
– Сегодня великий день! – начал он, – День еще одной победы человеческого упорства и трудолюбия, свершенной во славу Госпожи нашей, Светлой Сиарны, и открывающей перед нами новые горизонты наших собственных возможностей!..
Локано сочинил эту речь в самолете по пути сюда, и теперь она слетала с его языка легко и непринужденно, словно с диктофона. Он отметил огромную важность Улонского моста для экономики всей Клиссы, поблагодарил собравшихся за проявленную самоотверженность, посвятил их в некоторые не менее грандиозные планы на будущее, и, наконец, напомнил, что все, что ими делается, делается исключительно во славу Сиарны и с ее божественной помощью.
– …и мы просим Госпожу нашу, Светлую Сиарну, принять этот дар и осенить его своей благодатью, дабы служил он верой и правдой, не зная усталости и тлена, до скончания времен!
Под гром аплодисментов Локано отступил в сторону, пропуская вперед Кьюси и других сестер. Толпа качнулась, зашаркав ногами и освобождая площадку. Дарование Божественного Благословения находилось в ведении Жриц, и даже Локано предпочитал в этот момент находиться на безопасном расстоянии. Впрочем, вполне естественно опасаться всего, чего ты не понимаешь, и точно так же, как Кьюси шарахалась от техники, Советник втайне побаивался Сестер и их тайных способностей, приводивших его в немалое замешательство.
Призвание Божественного Огня Сиарны являлось одной из них.
Выйдя вперед и остановившись у проведенной на земле черты, обозначавшей начало моста, Кьюси откинула бархатное покрывало, явив миру большую серебряную чашу, не то богато украшенную изумительной тонкой резьбой, не то действительно сплетенную из множества тончайших нитей, сверкавших в лучах закатного Солнца.
Все присутствующие, включая других Сестер и самого Локано, опустились на колени, когда Старшая Жрица подняла чашу перед собой и начала молитву.