Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной

"Продолжительное соседство равнинных районов (Карабах и Мугань) и горных плато (горный Курдистан) с тюркско-татарскими племенами, вековая политическая зависимость от верховной власти персидских шахов, постоянное общение с тюркскими родовыми старейшинами (нередко имели место случаи заключения брачных союзов между ними и семьями меликов, местных князей) – все это привело к усилению турецко-иранского влияния не только на местную феодальную знать, но и на прочие слои армянского населения Карабаха. Это проявлялось и во всеобщей образованности (особенно среди мужского населения), и в распространении тюркского языка, и в обычае давать детям мусульманские имена и обучаться музыке в тюркско-иранских традициях, и в том, что положение женщины становилось все более бесправным и униженным, и в отдельных случаях полигамии (как в семье меликов Шахназарянов), и в том, что вполне допускалось взять в дом вторую жену, если первый брак оказался бесплодным, и тому подобные вещи. К великому сожалению, важнейшие вехи взаимодействия армянской и тюркско-азербайджанской культур так и остались до конца не исследованными" (5).

За столом, накрытым по случаю Дня Победы, по правую руку от меня сидел старик с орлиным профилем, чьи щеки обрамляли седые бакенбарды. Он рассказал мне, что вот уже семьдесят лет живет в этом городе, еще с тех пор, когда это была небольшая деревушка. Наверное, трудно себе даже представить, как все тут изменилось за это время, заметил я. "Изменилось, прежде всего, то, – лаконично сказал старик, – что раньше здесь жило много азербайджанцев, а теперь их нет".

В разгар трапезы мой сосед поднялся с места и произнес тост, держа в руках рюмку тутовки – местной жгучей, но сладкой тутовой водки. Начал он, к моему удовольствию, по-русски, потом плавно перешел на сочный карабахский диалект, а затем на певучий язык, в котором я, к своему изумлению, узнал азербайджанский. Я уловил несколько раз повторенное слово "Агдам", и пришел к заключению, что он рассказывает забавную историю про свою поездку, еще в советские времена, в горком партии Агдама. Во время рассказа сидевшие за столом старики, прекрасно знавшие азербайджанский язык, хохотали до слез. А молодежь, не понимавшая ни слова, только переглядывалась и сконфуженно улыбалась.

Все лучшее и все худшее, что сплелось в истории Нагорного Карабаха, особенно ярко проявилось в истории Шуши. Взаимному процветанию и прогрессу положил конец разрушительный ген нигилизма, проявившийся в обеих общинах, уничтожавших все самое ценное и у противников, и у себя самих. В некотором смысле, развалины Шуши – это свидетельство непримиримого отношения обоих сообществ к наследию друг друга.

История города берет свое начало в 1740-х годах, когда Панах-хан, глава азербайджанского рода Джаванширов, сделал попытку стать правителем Карабаха. Персы и турки в то время уже сдали свои позиции, а русские еще не посягнули на Кавказ. Панах-хан возвел ряд крепостей, чтобы утвердиться в звании хана Карабахского. Он еще больше укрепил свое положение, женив сына на дочери Шахназара из Варанды, одного из пяти армянских меликов, или князей. В 1750 году Панах-хан построил крепость Шуша. Отвесные скалы с южной стороны обеспечивали естественную защиту, и в новых крепостных стенах достаточно было всего двух ворот.

В годы правления преемника Панах-хана, Ибрагим-хана, начался бурный расцвет города. Здесь в 1750 году обосновался азербайджанский поэт и политический деятель Вагиф, который стал придворным поэтом и великим везирем Ибрагима. Вагиф был убит в конце продолжительной войны с Персией 1795-1797 годов, в ходе которой персидский шах Ага Мухаммед-хан был также убит в Шуше. В мае 1805 года Ибрагим-хан начал переговоры с Россией об условиях капитуляции. Он сохранил в основном свою власть, но обязался прекратить любые отношения с другими державами и ежегодно выплачивать России дань в размере восьми тысяч золотых монет.

Последовавшие Гулистанское и Туркманчайское мирные соглашения, заключенные, соответственно, в 1813 и 1828 годах, усилили контроль России над Карабахским ханством. Последний хан, Мехти Кулу-хан, в 1822 году был вынужден бежать в Иран.

В девятнадцатом веке Шуша была одним из крупнейших городов на Кавказе, превосходящим размерами и богатством Баку и Ереван. Здесь, на пересечении множества караванных путей, находилось десять караван-сараев. Славилась Шуша своими шелками, мощеными улицами, большими каменными особняками, яркими узорчатыми коврами и чистокровными скакунами. В 1824 году сюда заехал по пути из Ирана Джордж Кеппел, граф Албемарль, который возвращался из Индии в Англию и пересек "черные и неприступные горы плодородной провинции Карабах". "Шиша" произвела на него большое впечатление. "Город построен на склоне высокой скалистой горы. Склон настолько крут, что кажется, будто дома подвешены к нему наподобие птичьих клеток. Я два часа карабкался наверх, пока достиг вершины" (6).