Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной

В начале 1988 года московское руководство уже было обеспокоено масштабом кризиса в Армении и Азербайджане. "Решается кардинальный вопрос, – заявил Горбачев на заседании Политбюро 21 марта. – Речь идет о судьбе нашего многонационального государства, о судьбе нашей национальной политики, заложенной Лениным" (6). Создается впечатление, что партийные руководители чуть ли не ожидали, что напряженность медленно перерастет в конфликт – хотя и не могли этому противостоять.

В одном пункте, а именно в нежелании согласиться с какими-либо изменениями границ внутри Советского Союза, позиция Политбюро было абсолютно незыблемой. По словам Андрея Гиренко, который в то время был сотрудником вновь созданного сектора национальной политики, "из Таджикистана приходили просьбы о передаче им ряда горных пастбищ в качестве уступки со стороны Киргизии (нынешний Кыргызстан). Я лично отклонил эти предложения, потому что если бы мы что-то начали передавать, там бы началось то же самое, что и в Нагорном Карабахе" (7).

Большую часть очередного заседания Политбюро 21 марта заняли дебаты о том, как укрепить стремительно падающий авторитет партии в Армении. Мораторий на политические демонстрации в Армении, о котором Горбачев договорился с армянскими писателями, истекал через пять дней. Члены Политбюро опасались, что новая оппозиция попытается захватить власть в республике. Обсуждение этого вопроса демонстрирует глубокие внутренние противоречия в горбачевской политике реформ. С одной стороны, сам он выступал против использования силовых методов для подавления оппозиционного движения в Армении. С другой – он наметил ряд жестких мер для подрыва авторитета "Комитета Карабах".

Эти меры включали полный контроль над местными средствами массовой информации, отключение телефонной связи между Арменией и зарубежными странами, запрет на посещение региона иностранными журналистами и, в случае необходимости, арест активистов "Комитета Карабах". Вместе с тем Горбачев также говорил и о необходимости мобилизации "здоровых сил" и о вовлечении общественности в политическую дискуссию. Эти противоречивые намерения ярко проявились в весьма путаной речи, с которой советский лидер обратился к членам Политбюро. Он рассуждал об открытости и тут же, в этой же фразе, не переводя дыхания, он говорил об изоляции: "Видимо, мы должны говорить в прессе более откровенно и изолировать ["Комитет Карабах"], но так, чтобы не сделать из них героев".

Однако усилия московских руководителей по удержанию ситуации под контролем в значительной мере сводились на нет, поскольку их представители – лидеры коммунистических партий Армении и Азербайджана – уже не были послушны и лавировали между требованиями Москвы и общественности в своих республиках. Горбачев выражал недовольство этим на заседании Политбюро 29 февраля: "Необходима информация, а ее не добьешься – скрывают и те и другие. Все повязаны. Бездействуют, замешаны в этом товарищи из ЦК КП Азербайджана и КП Армении – и тот и другой товарищ " (8).

Горбачев решил отправить в отставку руководителей компартий обеих республик Кямрана Багирова и Карена Демирчана и поставить на их место Абдурахмана Везирова и Сурена Арутюняна, которые работали за пределами региона, и, предположительно, не были вовлечены в местную клановую политику. Везиров был советским послом в Пакистане; Арутюнян работал в аппарате Центрального Комитета КПСС в Москве. Для представления новых первых секретарей на внеочередных партийных форумах в Баку и Ереван были делегированы два члена Политбюро. Это было серьезной ошибкой Горбачева.

Он послал своего ближайшего сподвижника либерала Александра Яковлева в Армению, а лидера консерваторов в Политбюро Егора Лигачева – в Азербайджан. В результате Яковлев, твердо уверенный в необходимости реформ, выразил сочувствие требованиям армян и даже выступил на массовом митинге в Ереване. Лигачев же в Баку решительно заявил, что никто и никогда не позволит отобрать Нагорный Карабах у Азербайджана – и это заявление было с благодарностью встречено азербайджанцами.

Как говорит сегодня Яковлев, ему удалось убедить армянских коммунистов отложить призывы к объединению Нагорного Карабаха с Арменией взамен на заявление из Баку об отказе от притязаний на Карабах. По его словам, он по телефону говорил об этом с Горбачевым, и тот обещал позвонить Лигачеву в Баку и сообщить об этой инициативе:

"Однако ночью меня разбудил телефонный звонок, и я услышал: "Вы нас обманули, вы – обманщик, мы не верим вам". Это был один из участников [ереванского] митинга, на котором я выступал. Что имелось в виду? Оказывается, Лигачев только что заявил, что Карабах навсегда останется в составе Азербайджана, и что мы никогда не изменим эту позицию. После этого я вообще отказался заниматься вопросами, связанными с Карабахом" (9).

Между членами Политбюро обнаружились серьезные разногласия по карабахской проблеме. Как утверждает специалист по национальным вопросам Вячеслав Михайлов, партийная элита в обеих республиках использовала эти разногласия в своих интересах: