Черный саквояж. Куклы из космоса

И потом он взвизгнул, словно перед ним поставили блюдо с костями, и бросился к фигурке в голубом платье со всех ног, забыв о следах и своем долге перед человечеством. Но уже в следующую минуту я его понял.

Уткнувшись носом в дерево и рыдая стояла моя собственная старшая сестра Настасья.

Только Сорокалет ничего не понял, а крикнул мне сзади:

— Это не он!

Я отлично знал, что это не он, но очень испугался за Артема.

При их безумной любви Настасья без Артема никуда ни шагу. И если Артема нет, а Настасья рыдает, значит случилось что-то ужасное. Вернее всего на них напали хулиганы и убили Артема.

Поэтому я и закричал:

— Что с Артемом?

Настасья сначала узнала Руслана, потому что он встал на задние лапы и старался лизнуть ее в щеку, а только потом уже поняла, что по другую сторону поводка стою я.

— Вы чего? — спросила она, размазывая слезы. И мне показалось, что она очень рада нас видеть. — Вы меня искали?

— Нет, — сказал я. — Мы тебя случайно увидели. Ты чего ревешь?

— Глупо все, — сказала Настасья. — Вот и реву.

— Простите, — сказал Сорокалет. — Может быть ваша знакомая нас отпустит? У нас неотложное дело. Каждая минута на счету.

— Это моя сестра, а не знакомая, — сказал я. — А где Артем?

— Что ты ко мне привязался со своим Артемом? — искренне удивилась Настасья. — Я его и знать не хочу.

— Кого? — тут я даже забыл о своих делах. Такое заявление в устах моей сестры было совершенно невероятно. — Артема знать не хочешь? С ним в самом деле ничего не случилось?

— Если и случилось, мне все равно.

— Настасья, — сказал я. — Опомнись. Наверно, он тебя обидел? Но это недоразумение. Он тебя обожает. Я это точно знаю.

— Чепуха какая-то, — сказала Настасья.

— А тогда чего ревешь?

— Грустно. И страшно немного. Зачем только я сюда пошла?

— Ты, наверно, с Артемом гуляла, да?

— И очень жалею, — сказала Настасья. — А может и хорошо, что все кончилось?

— Слушай, не сходи с ума, — сказал я. — Конечно, любовь — это твое личное дело и мне ваш роман даже немного надоел, но не бывает же, чтобы утром человек сгорал от любви, а вечером от нее начисто отказался.

— А я утром сгорала от любви? — Настасья даже улыбнулась. Печально, будто и в самом деле старалась вспомнить, было это или нет. В сумерках казалось, что ее зубы светятся.

Она пожала плечами.

— Хорошо, что вы с Русланом пришли. А то неизвестно, как отсюда выбираться.

— Что произошло? — потребовал я. — Отвечай немедленно.

— Ничего не произошло. Мы гуляли. Сидели на лавочке, говорили.

— О чем?

— Не помню. О всякой чепухе. Даже жениться собирались. А потом он мне говорит, что ему домой пора. Что ему скучно со мной.

— Артем? Так сказал?

— А чего удивительного? Я была с ним совершенно согласна. Смотрю и думаю — и зачем мне тратить время на этого акселерата? Надо учиться, думать о будущем.

— А потом?

— Потом он ушел. Я посидела еще и решила домой идти. А потом вдруг стало страшно одной. И зло взяло на этого Артема. Вот я и заплакала. И ничем он меня не обижал. И хорошо, что он сказал мне, что не любит меня. Я то же самое хотела сказать.

— Девушка, — вдруг спросил Сорокалет. — А это далеко отсюда было.

Настасья только сейчас его заметила. Но она была так подавлена, что даже не удивилась.

— Метров сто отсюда, не больше. Мы на лавочке сидели, над рекой.

— А кто-нибудь к вам подходил? — спросил Сорокалет.

— Не знаю, мы целовались… — И Настасья вдруг осеклась, будто сама удивилась своему ответу. — Целовались… Странно, зачем? Там проходил один человек. Я даже застеснялась. Он остановился рядом…

Тут я понял, куда клонит Сорокалет, и спросил раньше, чем он успел задать этот вопрос:

— У него был черный саквояж?

— Саквояж? Не знаю. Какой-то чемодан был. Или портфель. Он еще открыл его…

— Руслан! — приказал я. — Оставайся здесь и береги Настасью. Чтобы от нее ни шагу!

И я побежал вперед. Потому что Сорокалет побежал первым и я не хотел оставлять его одного.

6

Шагов через сто мы выбежали на небольшую площадку над рекой. Там стояла скамейка. Пустая. И никого рядом.

Но уйти они далеко не могли.

Сорокалет крутил головой, как будто разыскивал следы. Конечно, я поступил неправильно. Надо было взять Руслана с собой. Настасью и Руслана.

Сорокалет нагнулся и поднял с травы что-то светлое.

Я подбежал к нему.

Сорокалет держал в руке толстую пачку сторублевок. Я оглянулся. Как грибник, который увидел, что его товарищ нашел великолепный гриб и смотрит, нет ли других по соседству. Еще одна пачка лежала в кустах.

— Все ясно, — сказал Сорокалет. — Он выкидывал их, чтобы добраться до приборов. Ему захотелось отнять у них чувства.

— А деньги как же? — спросил я.

Сорокалет вытащил одну из бумажек и посмотрел сквозь нее на свет только что загоревшегося фонаря.

— Никаких водяных знаков, — сказал он. — Типичная липа.

— Значит они не только мысли…

— Значит они могут воровать и чувства. Сильные чувства.

— Тем более, — начал я. — Я лучше погибну, но мою сестру обижать не дам.

Сорокалет поднял руку, чтобы я замолчал.

Было очень тихо. Так тихо, что было слышно, как за рекой, очень далеко, гуднула машина.

Потом я тоже услышал шорох в кустах.