Черный саквояж. Куклы из космоса

— Сейчас я объясню, раз вы все еще не понимаете, — терпеливо и рассудительно сказал Костя. — Бывает у вас так, что вы хотите кому-то показаться лучше, чем вы есть на самом деле?

— А зачем? — недоумевая, спросил Бренк.

Костя немного подумал.

— Вот, скажем, вы не выучили урока, но хотите, чтобы учитель думал, что выучили…

— Учитель все равно узнает, потому что, как только мы входим в класс, излучение… — Златко осекся, внимательно посмотрел на Петра и Костю, но потом все-таки договорил: — В общем, то, что мы усвоили накануне, то, что мы знаем, чего не знаем, моментально фиксируется специальными устройствами, и даже степень усвоения оценивается с точностью до… но это не важно.

— Ладно, — сказал Костя, не теряя терпения. — А вы сказку знаете про кота в сапогах?

— Это которую Шарль Перро написал? — спросил Бренк.

— Я так и знал, что эта сказка дойдет до двадцать третьего века! — сказал Костя. — Вечная сказка! Так помните, как король спрашивает, чьи поля, а кот отвечает — маркиза Карабаса, хотя на самом деле не его? У нас тот же случай! То, чего нет, показывают, когда хотят, чтобы другие думали, что есть. Поняли?

— А зачем? — спросил Златко. — Не лучше ли знать, как есть на самом деле? Это всем полезнее!

Петр Трофименко, удивляясь непониманию, опять взорвался:

— Да лучше, лучше! Лучше, конечно! Кто же с этим спорит?

Бренк вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.

— Постойте! Я вроде начинаю понимать. В истории же такие вещи бывали! Вот Иммануил и Григорий только что были в восемнадцатом веке, снимали эпоху Екатерины Второй, Там были потемкинские деревни… Так у вас то же самое?

— Что такое — потемкинские деревни? — подозрительно спросил Петр.

— Потемкинские деревни? Ну, это что-то вроде того, как один князь, — неуверенно начал Бренк, — князь по фамилии. Потемкин, желая показать государыне-императрице, как хорошо живут подданные, приказал построить из фанеры силуэты роскошных домов, за которыми были спрятаны настоящие плохие дома, а с дороги, по которой проезжала императрица, не видно было, что это только силуэты.

Петр Трофименко обиделся за время, в которое он живет.

— Силуэты! — сказал он. — Ничего вы не понимаете, а еще из двадцать третьего века. Какие же у нас силуэты! У нас вон всего сколько есть! Вы, небось, когда невидимые были, видели, что и на самом деле…

— Тогда зачем? — спросил Златко.

И тут же непонятно откуда возникла все еще разгневанная и взволнованная Вера Владимировна, бросившая свой урок. Увидев ребят на скамейке, Верочка мгновение поколебалась и села рядом с ними.

— Я из педагогов уйду! — сразу же объявила преподавательница, глядя в сторону. — Мама все время говорит, что мне нужна более спокойная работа. Экономист или библиотекарь. С моим университетским образованием я вполне смогу работать в библиотеке.

— Вера Владимировна, — оторопело отозвался Петр, — да вы что? Как же можно бросить историю? Да ведь ничего интереснее нет! Ее нельзя не любить и не знать! Вот ребята, они хоть и из двадцать третьего века, а все равно даже про потемкинские деревни знают!

— Правда? — Верочка растроганно провела рукой по глазам.

Бренк и Златко, испуганно взглянув на Петра, резко поднялись. Верочка слабо улыбнулась.

— Сядьте, ребята! Вы ведь и сами должны знать, что я прекрасно знаю, что вы из двадцать третьего века. Тебя зовут Брейк, а, тебя Златко, правильно? Но поворота в ходе истории не будет, не беспокойтесь. Уж я — то никому не скажу. А почему вы свой фильм не снимаете?

Бренк и Златко сели на скамейку. Отчего-то молодая учительница сразу им понравилась.

— Почему не снимают? — переспросил Костя. — Вера Владимировна, ведь мы же не зря сидим здесь и вспоминаем потемкинские деревни. Наша школа сегодня такая же деревня.

— Ребята, постойте, — сказала Верочка изумленно. — Вы ведь из двадцать третьего века, и вы все поняли? Неужели вам это тоже знакомо?

— Похоже, что не знакомо, — ответил Костя за Бренка и Златко. — Но мы сейчас как раз им и объясняем.

— Ох! — снова вспыхнула Верочка. — Что же они о нас подумают! Как все это нехорошо получилось!

— И все-таки наша школа совсем не потемкинская деревня, — упрямо повторил Петр. — Там-то, как я понял, дальше некуда было, а у нас… Если бы я собрался, я б тоже про Евгения Онегина чего-нибудь придумал, не хуже отличников. Подумаешь, они говорили про Древний Рим! А я мог бы сказать, что в наше время Онегин запросто в космонавты пошел бы или в Антарктиду уехал года на два, на три, не меньше! А Печорин, понятно, ни туда бы, ни сюда!

Вера Владимировна быстро взглянула на него, потом на ребят из двадцать третьего века. И она сказала совсем другим голосом, голосом преподавателя или экскурсовода: