Черный Шаман

Причинив колоссальный урон в технике, летающая крепость вероломных киафу и приспешников правящей клики из KFOR совершила торжественный круг над братской могилой ОАТ и удалилась в сторону Малелы.

– Армия, стройся! – спустя несколько минут завопил полковник Забзугу.

«Уцелел все-таки, подонок», – с досадой подумал Вадим.

Джунгли пришли в движение. Воины таха начали опасливо выбираться на открытое место. По скромным прикидкам, армия потеряла павшими и дезертирами около половины личного состава. Существовала, конечно, вероятность, что еще не все решились высунуть головы из кустов. Или просто оглохли от разрывов.

– Ведем счет погибших. Осмотреться на предмет контакта с павшими солдатами, – сформулировал задачу полковник. – Давайте-давайте! Быстро пересчитали героев, отдавших свои жизни во славу народа. Дважды одного не считать! Зажигалки не палить, отстрелю вместе с пальцами!

Повсюду загудели печальные голоса, но внятный ответ поступил только один.

– У меня есть покойник, – тоненько крикнул Онибабо.

Вадим сразу узнал его мерзкий голос. Вернулся все-таки в стан командарма под шумок, жирная сволочь! Бывший капитан, оказывается, стоял чуть ли не рядом с Вадимом, и тот стал невольным участником сцены опознания трупа. Вместе с Зейлой и Онибабо Косинцев угодил в хилый кружок света, возникший после того, как полковник зажег карманный фонарик.

На траве, головой в черном кровавом пятне, лежал мертвый Джадо. Осколок металла впился ему в горло, едва не отделив череп от туловища. Смерть мужелюбивого снайпера была мгновенной.

– Он был великим воином, – сурово сказал Мвимба-Хонго.

Незаметно для всех маршал очутился рядом с полковником и теперь возвышался костлявым демоном ночи, с сурово сжатыми губами и сталью в очах. Боевая татуировка на его мужественном лице как будто стала живой и текучей – а может, это внезапная дрожь в руке Забзугу, от которой свет поколебался, делала ее такой. Кость в носу командарма зловеще пошевелилась, когда он открыл рот для продолжения речи.

– Но дело освобождения народа таха не погибло вместе с бездушной бронетехникой и этим славным воином. Нас по-прежнему великое множество, мы так же сильны и непобедимы, как раньше, ибо с нами – духи наших предков и сами боги! К кому благоволил этот отважный воин? – внезапно сменил тему Шаман и кивнул на труп.

– К нему, к нему, – вразнобой загомонили солдаты и принялись указывать пальцем на Вадима. Диверсант хотел ретироваться во мрак, но братья по оружию стояли твердо, как скалы.

Мвимба-Хонго нагнулся и поднял заляпанную кровью фузею мертвеца, смахнул с нее травинку и подал Косинцеву.

– Держи. Гордись тем, что стреляешь из винтовки своего товарища, и отомсти за его гибель врагам. Месть! Месть! Мы победим! Изгоним вонючих киафу из нашей страны! Смерть тирану Волосебугу! Не будем медлить ни минуты. Сейчас же выдвигаемся на город, братья мои, и застанем врага врасплох!

По телу Вадима пробежала священная дрожь. Сам от себя не ожидая такого, он проревел вместе со всеми боевой вопль и поцеловал ствол Джадовой фузеи. По команде Забзугу воины-освободители цепочкой стали исчезать под сводами леса, а вскоре и Вадим присоединился к этому слаженному движению.

Их уже ничего не удерживало в разгромленном лагере. Правда, до того, как кануть тенями во тьме, многие негры ухитрились разжиться припасами, что разметало по лужайке взрывами. В том числе Ирвин, который пристроился сразу за бывшим сержантом.

– Слышь, чувак, – сказал он шепотом, – я пару банок тушенки урвал. И еще кое-что. Поделюсь за пятьдесят метикалов.

– С ума сошел? – прошипел в ответ диверсант. – Откуда у меня такие деньги? Мародер проклятый.

– Ну ты вообще лопух... Тут у всех полные карманы монет, братишка. Сейф разорвало, понял? Пока ты ржавчину со ствола слизывал, умные люди пищу и бабки в траве собирали. Сейф-то с метикалами того – ку-ку! Жалко, чемоданчик уцелел, в нем золотишко!.. А знаешь, как ананасы смачно прожарились? Деликатес, покруче хухум-ржи стократ. Я уже отведал.

– Иди к Насру, солдат, – обозлился Вадим. – В такой момент о деньгах думать.

– Ну, не хочешь – как хочешь, дело твое. Посмотрю я на тебя, как ты под утро запоешь.

– Я не соловей, чтобы на рассвете голосить! – рыкнул бывший сержант и поддернул ремень ружья, чтобы оно не так нещадно цеплялось за ветки и лианы.

* * *