Черный Шаман

Очнулся он в удивительно спокойном и тихом месте, и в первый момент даже не понял, почему не слышит взрывов и визга пуль. На белой стене напротив него висел поблекший календарь с полуобнаженной девицей, а под ним стоял старенький визор «Горизонт». Вадим понял, что находится в госпитале миссии ООН. И точно, за пределами помещения слышались английские и французские слова, доносились звуки радио и другие шумы.

В небольшой палате он был один.

В коридоре раздались шаги, и в дверь просунулось загорелое до красноты лицо Михайлова, майора медицинской службы. Это был единственный российский офицер, работавший в международном госпитале.

– Здравствуйте, – проталкивая звуки через глотку, выдавил Вадим.

– А, очнулся наш соколик, – обрадовался военврач. Он почему-то считал необходимым разговаривать, будто доктор из старых русских фильмов, и «соколики» с «батеньками» лились из него бесконечным потоком. – Ну, как мы себя чувствуем? Что болит?

Михайлов, на плечи которого был накинут идеально белый халат, приблизился к койке Вадима и присел на край. Сержант прислушался к своим ощущениям.

– Да вроде ничего... Что с ребятами?

Майор заметно помрачнел и отвернулся.

– Очень тяжелые ранения, опасаемся за их жизни. Все до сих пор без сознания... Ты один легко отделался, да и то потому, что тебя мешками засыпало. Что ж вы, долбодятлы, силовуху броников не включали?

– Жарко, – пробормотал Вадим. – Прямо-таки невыносимо.

– Жар-то костей не ломит, батенька. Эх, да чего теперь... Думаю, нападавшие прикончили бы тебя, если бы не торопились сбежать. С вертолета видели джип, который удалялся от поста, но стрелять по нему, конечно, не стали – окраины города все-таки. Ошибаться нам нельзя, особенно сейчас...

– Ясно...

Ничего больше Вадим сказать не смог, да и это короткое слово далось ему с таким трудом, будто челюсти свела судорога. Так оно, кажется, и было – мир плыл и волновался перед ним, словно отраженный в ведре с колодезной водой. Показалось, что тело изуродовано ранами и убито усталостью.

Он скрипнул зубами и очнулся, наткнувшись взглядом на скрючившуюся фигуру военврача. Тот потер глаза пальцами и нажал кнопку вызова медсестры.

– Я давно уже?.. – спросил Вадим.

– Пятый день, как привезли. Тебе повезло – все кости остались целы, даже серьезных ран не нашли. Так, царапины. Небольшое сотрясение мозга, и только. Промыли тебе глаза, вычистили отовсюду песок. Ты уж извини, мы тебя эти дни на транквилизаторах держали, чтобы стресс снять. Ты бы раньше в сознание пришел. В общем, не хотели лишний раз травмировать.

Дверь снова скрипнула, и возникла старшая медсестра Наташа с пластиковым подносом. На нем стояли стакан чая и блюдце с горкой сахарных плюшек.

– Для нашего героя все самое горячее и свежее.

Наташе недавно исполнилось тридцать. На Земле ее ждал муж, крепко ушибленный идеей повышения рождаемости, и пятеро детей. Скорее всего, она скрывалась на Новой Либерии от очередной беременности. Впрочем, скромницей Наташа не слыла, просто была помешана на безопасном сексе. На стопроцентно безопасном. За глаза ее звали Натка Три Резинки. В группировке о ней ходили легенды.

– Ну уж и герой... – невольно улыбнулся Вадим. – Завалило песком, как муравья.

– Ладно, ты подкрепись, полезно, – строго заметил Михайлов. – Скоро выпишем, а пока спи, ешь, смотри визор и газеты читай. Вот, есть всего лишь двухмесячной давности «Московский Джедай». Или тебе местную прессу притащить? Только она вся на французском.

– А посетителей можно? Или мне к ребятам...

– Не до тебя сейчас, соколик, – помрачнел майор. – Племена таха с оружием прорвались на окраины. Дежурства постоянные... Так что не обижайся, если никто тебя не навестит. Все-таки госпиталь далековато от расположения русских военных, считай, через весь город ехать. А в нем очень неспокойно. И ребят своих тебе видеть ни к чему, они все забинтованы с ног до головы, как мумии.

* * *

Выписывать Вадима не спешили. Доктору что-то не понравилось в зрачках сержанта – по его словам, последствия сотрясения еще давали себя знать. Косинцев готов был спятить от тоски, когда в его палату подселили еще одного страдальца. Это был вертлявый субъект неопределённого возраста, национальности и рода занятий. Не кадровый военный точно. Звали его Алекс, по-русски он разговаривал свободно, лишь с каким-то пришепетывающим акцентом. В больничку Алекс загремел со «сложной формой биологического ожога». Проще говоря, умудрился влезть в ядовитые кустарники. Вследствие этого рожа у него напоминала комок заплесневелого теста с тремя ямками. Две узенькие – для глаз, одна пошире – рот. От носа виднелся только облезлый кончик. Руки походили на пару батонов колбасы – их сплошь покрывала розоватая противоожоговая масса в тугой пленке. Тело и ноги практически не пострадали, защитил плотный комбинезон и крепкие ботинки.