Черный скрипач (СИ)

- Ты всё узнаешь. Теперь давай снова вернёмся к эмоциям. Ты привык черпать силы в своих чувствах, а если этого мало – брать чужие. В особые моменты ты находишься в неконтролируемом или плохо контролируемом состоянии – аффекте. Всё так?

- Всё так, - подтвердил Дэнни.

- Стихийнику не надо ничего ниоткуда черпать, - махнул рукой Кормчий Моро. – Напротив. Мы учимся у природы бесстрастию. Есть ли настроение у ветра или у воды?

Дэн Софет ван Лиот слушал лекцию Кормчего молча. Целый час. Но мнение о том, что у стихий нет эмоций, так и не принял. Природа для него была музыкальна, а музыки без души не существует. А раз есть душа – есть и чувства.

Когда Моро ушёл, Дэнни размотал тряпку и взял скрипку в руки. Она походила на больного ребёнка и вызывала у молодого мага горечь и жалость. Скорее всего, болезнь скрипки была безнадёжна – лак с неё облезал, местами на задней деке проступили чёрные пятна древесной гнили. У Дэна не было ни смычка, ни струн, а делать их он не умел. Он мог разве что пожалеть скрипку, подержать на руках, укачивая, провести пальцем по старым струнам, слушая их шёпот.

Какую мелодию он сыграл бы первой, если б мог? Наверное, тихую и горестную, полную одиночества и тоски. Дэнни прижал скрипку к груди, убаюкивая, и вдруг зазвучала музыка. Очень тихо, прозрачно и призрачно. Скрипка плакала и вздыхала вместе с ним. Дэн стоял с нею в руке и смотрел за окно, на козырёк снега, свисавший с крыши сарая, и музыка постепенно становилась громче. К ней присоединилось лёгкое постукивание тающего снега по карнизу окна. В крепость Моро пришла оттепель. Валторной завыл в печной трубе южный ветер, засвистел флейтой сквозняк, пробравшийся в поддверную щель.

Ещё не осознав, что происходит, Дэн вздрогнул, и музыка смолкла. Безмолвная скрипка, неживая, лежала в его руках.

Дэнни положил её на стол. Бережно укрыл чистой тряпочкой. Суконная куртка, висящая рядом на стуле, тяжело сползла на пол, и поднимая её, Дэн нащупал в кармане позабытую склянку Швеи. Мазь пахла неприятно и резко, и скрипач с осторожностью колупнул её пальцем. Собрался нанести слой на шрамы левой руки и обнаружил, что кожа уже выглядит куда более чистой и гладкой, чем раньше. Подживающие шрамы больше не были такими воспалёнными. Дэн рассеянно помазал их и пошёл искать зеркало. Не нашёл.

Уже темнело, когда стихла капель. Оттепель закончилась. Прозрачный воздух медленно наливался синевой, в небе уже не оставалось ни облачка. Зажглась первая, робкая, бледная звезда, хорошо видная из окна спальни гостевого дома. Дэн лёг прямо поверх покрывала, не снимая одежды, и закинул руки за голову. В дрёме ему послышался тихий стук в дверь, но он не пошевелился.

Спустя некоторое время стук повторился – лёгкие звуки, чуть громче царапанья мыши под полом. Дэн вскочил с кровати, босиком подошёл через комнату и кухню, отворил дверь. На пороге стояла Швея Моро, перебирая руками край накидки. Глаза у неё были круглые и испуганные. Светло-русые волосы возле висков покрылись инеем, как сединой, и ресницы тоже. От неё пахло талым снегом и ветром.

Дэн молча посторонился, пропуская женщину в дом. Швея от робости еле двигалась, и через два-три шага буквально рухнула в его объятия.

***

Швея пришла от посещения гостевого дома в ужас. Полоскунья – та, хоть и говорила, что боится новичка, вела себя смело и выставляла свои прелести напоказ. Кажется, Утешитель даже растерялся от её напора. И смотрел на Полоскунью как-то с опаской. Швее за подругу было стыдно. Но она постоянно ловила себя на том, что глазеет на Утешителя. Он ей напоминал картофелину в земле и кожуре – под всеми верхними слоями, сползающими с него коростами, было нечто привлекательное.

И вот Утешитель прикоснулся к ней. Ухватился за плечо. Словно огнём ожёг. И пробудил томление. Не видеть бы его больше. Запереться бы в своём доме.

Но уже наутро Швея, проснувшись, стала думать о поводе снова увидеть странника. Вспомнив про обещание, полезла на верхнюю полку, где стояли склянки с мазями. Открыла одну, понюхала – сильный запах травы-прянки, облепихового масла и переплавленного гусиного жира дали ей понять, что это именно та мазь, которая заживляет кожу. Стеклянная баночка неприятно холодила кожу. Швея завернула её в тряпочку положила в карман полушубка. До гостевого дома не дошла: увидела, как идёт он по той стороне улице. Так и обмерла Швея: неужели её ищет? Но потом сообразила, что идёт он со стороны Бочарова дома туда же, куда шла и она сама. И свёрток в его руках – уж не скрипка ли?

Передала ему мазь, а сама только и думала, как бы ему дурочкой не показаться. Улыбнуться нельзя, кивнуть нельзя, рукой руки коснуться – тоже нельзя. А ну как увидит кто? Кормчему скажет, и тогда всё, одна дорога – в море самой прыгнуть, пока другие со скалы не столкнули. Ох, да ведь и говорить ему не надо – сам увидит, по глазам шалым, как бывало уже не раз…