Черный список

Внезапно над толпой пролетел и растаял в вечернем небе пронзительный вопль. И следом за ним повисла тишина. Сказать, что у меня появилось недоброе предчувствие, — это ничего не сказать. В этот момент я уже знал точно, что произошло несчастье.

Я сжал руку Татьяны и шепнул ей:

— Уводи Лилю. Идите в сад, к Ирочке и Мазаеву.

Таня, не задавая вопросов, кивнула, взяла мою дочь за руку и повела прочь от центрального входа.

Толпа расступилась, пропуская милиционеров, и я увидел Олега Юшкевича. Суперзвезда и секс-символ лежал на земле лицом вверх, устремив свои знаменитые голубые глаза в темное бархатное южное небо. Беда пришла совсем не с той стороны, откуда ее ждали.

* * *

От гостиницы мы уходили в хорошем темпе. Я боялся, что понаедет милицейское начальство, и совсем не хотел встречаться с тем полковником, который велел хорошему мальчику Сереже Лисицыну не водиться с плохим дядькой Владиславом Стасовым. Мне-то по большому счету на этого полковника наплевать, он не может запретить мне находиться там, где я хочу, но мне не хотелось навлекать на Сергея дополнительные неприятности. Кроме того, я не пылал желанием встречаться ни с Ритой, ни с ее любовником Борисом Рудиным. Рудин, конечно же, вцепился бы в меня мертвой хваткой насчет пойти к нему работать, ну а про Ритку и говорить нечего, учитывая, что рядом со мной находится Татьяна. Мадам Мезенцева начнет есть ее глазами и говорить неприкрытые гадости.

Миновав шумный многолюдный центр города, мы сбавили шаг и пошли медленнее. Три нимфы, две большие и одна маленькая, шли впереди, а мы с Мазаевым отстали, вполголоса обсуждая только что происшедшую у нас на глазах трагедию. Олег Юшкевич был заколот шилом в спину. Острая сталь, судя по мгновенной смерти, попала прямо в сердце. Удар был нанесен мастерски, точно и незаметно. Я по опыту знал, что убийства, совершенные в толпе, раскрыть невозможно. Помочь здесь может только чудо в виде добровольного признания виновного, но такие чудеса, как показывает практика, случаются так же часто, как рождение щенков у кошки. Ну, может, чуть чаще.

Меня удивило, что Мазаев, пробравшись сквозь толпу и бросив единственный взгляд на лежавшего на земле Юшкевича, сразу уверенно сказал, что тот умер.

— Как вы смогли констатировать смерть? — спросил я его. — Разве вы врач?

— Я не врач, но я прошел Афганистан. Этого более чем достаточно, чтобы научиться отличать смерть от жизни.

Теперь я смотрел на бородатого социолога совсем другими глазами. Меня сбила с толку его седина, а оказалось, что он моложе меня на четыре года.

— Получается, что борьба за приз идет не только среди актрис, но и среди актеров, — задумчиво сказал я. — Никакого другого объяснения этим трем смертям я дать не могу. Но в то же время понимаю, что так не бывает. Одна актриса ради получения большой премии может пойти на убийство конкуренток, но чтобы на том же самом фестивале точно такой же план начал осуществлять и мужчина-актер — это уж извините. Совпадения, конечно, бывают, но не такие.

— Значит, эти три случая нужно разбить на две группы. Две смерти женщин связаны с поисками кассеты, а убийство Юшкевича — с борьбой за приз.

— Да, так уже лучше, — согласился я. — Или наоборот: убийства актрис связаны с призом, а Юшкевича убили вообще по причине, не имеющей отношения к кинематографу и к фестивалю. Ревность, любовь, месть и так далее.

— Тогда у тебя «провисает» кассета, — рассудительно заметил Юрий.

— Ты знаешь, мне кажется, она вообще тут ни при чем. Ее и Сережа Лисицын смотрел, и мы с девочками, и ничего там не увидели.

— Но там обязательно должно что-то быть.

— Почему?

— Потому что из того, что ты мне рассказал, явно следует, что старик Вернигора умер, прочитав в газете об убийстве Ольги Доренко, которой он накануне, буквально за несколько часов до убийства, дал кассету. Зачем он это сделал? И почему так остро отреагировал на ее смерть? Значит, у него были все основания полагать, что Доренко убили из-за кассеты, и он чувствовал себя виноватым. Ни при каких других условиях у него не случился бы инфаркт. А коль он думал, что Доренко могли убить из-за его кассеты, стало быть, на ней непременно что-то есть. Должно быть.

— Но мы смотрели, Юра. Мы очень внимательно смотрели. Нет там ничего. Собрания ветеранов и работа клуба «Патриот». Работа кружков, соревнования. Больше ничего.

— Жаль, что ты отдал кассету. Я бы тоже посмотрел. Четыре пары глаз — это, конечно, хорошо, но и пятая не помешает.

И тут я спохватился.

— Слушай, а кассету-то я как раз и не отдал. Она до сих пор у меня в сумке валяется. Только «видака» нету.

— Не проблема, — тут же откликнулся он. — У моих хозяев есть.

Мы подошли к нашей калитке, и тут же нам навстречу бросилась наша хозяйка Вера Ильинична. Вид у нее был встревоженный и виноватый.

— Ой, девочки, вы, когда уходили, свою дверь запирали?

Так. Начинается. Вернее, продолжается. Мой парень со стеклянным барабаном явно перестарался, доставая несчастливые билетики. Видно, решил пойти на рекорд.

— Конечно, запирали, — ответила Ирочка. — А что случилось?