Черный свет

Дождь лил как из ведра. Фонари, фары и вывески смешались в размазанное яркое пятно, состоящее из всех цветов радуги, дрожащее и переливающееся.

В управлении Самсонов сразу отправился к Роману Шварцу – татуировщика пока держали здесь, чтобы защитить от покушений, чем Шварц был очень доволен. Самсонов не собирался осуществлять угрозу выставить его на улицу, поскольку был не в том положении, чтобы расшвыриваться свидетелями, пусть даже им было известно не так уж много. Хватит и того, что профукали ученых.

Когда старший лейтенант вошел, Шварц спал, свернувшись калачиком. Самсонову пришлось его разбудить.

– Что случилось? – настороженно спросил татуировщик, садясь на раскладушке.

Его поместили не в одной из камер, а в обычной комнате, которых в здании управления имелось ровно шесть – на всякий случай. Ими пользовались разные отделы, но чаще всего они пустовали.

– Хотел поговорить с вами о мертвецах, – ответил Самсонов, придвигая к раскладушке стул и усаживаясь напротив Шварца.

– Я не понимаю, – проговорил тот, щурясь спросонья.

Самсонов достал листок с именами и фамилиями и протянул собеседнику.

– Что можете рассказать об этих людях?

Шварц пробежал глазами написанное, беззвучно шевеля губами. Затем поднял на Самсонова вопросительный взгляд.

– Они все умерли?

– Похоже, что да.

– И зачем вам о них что-то знать?

– Это уж мое дело. Знакомые персоны?

– Некоторые да.

– Например?

– Даню и Борю я, естественно, знал.

– Правда? – Самсонов слегка удивился, услышав второе имя, но постарался вида не подать. – Поподробнее, пожалуйста.

Шварц вздохнул и с тоской взглянул на часы. При наклоне на них автоматически зажегся экран.

– Время детское, – прокомментировал Самсонов.

– Знаю. Просто мне тут нечего делать, вот и сплю. Так быстрее проходит…

– Что вы можете рассказать об этих двоих? – перебил татуировщика Самсонов. – Все, что приходит в голову, любые мелочи.

– Хорошо. Та-а-ак, – Шварц отложил листок, провел ладонью по лысому черепу. – Даня погиб, когда они с Аней прожили четыре года. Он был каскадером и неудачно упал во время съемок. Сломал позвоночник и разбил голову. Сначала лежал в коме – кажется, около трех месяцев, – а потом скончался. У Ани тогда началась черная полоса. Они очень любили друг друга. А, да, вот еще что: Аня была беременна в то время. На втором месяце. У нее случился выкидыш, – Шварц покачал головой. – Она еле пережила все это.

– Вы часто виделись?

– Да, конечно. Я бывал у них почти каждую неделю. Мы дружили. Я даже сделал Дане татуировку на один из его дней рождения. Такой вот подарок, – Шварц машинально почесал плечо, покрытое наколкой. Он был в футболке с короткими рукавами, и картинки отлично виднелись, покрывая его руку до самого запястья. – Кстати, такую же, как у меня, – добавил Шварц, ткнув пальцем в изображение единорога, пожиравшего черепаху. Самсонову показалось, что на панцире рептилии изображена карта мира – вроде той, которые обычно висят в школьных кабинетах географии. – Я предлагал ему сделать «рукав», но он решил, что хватит и одной наколки.

– Рукав? – переспросил Самсонов, рассматривая татуировку.

Внизу виднелся какой-то девиз то ли на английском, то ли на латыни.

– Да, это когда рука забивается от запястья до плеча. Сплошняком.

– Что написано на вашей татуировке?

– De gustibus non disputandum est, – ответил Шварц. – О вкусах не спорят. А вот Даня выбрал другой девиз: Memento mori.

– Помни о смерти?

– Да, знаменитый афоризм. Так друг друга приветствовали монахи из ордена траппистов.

– Вас не смутило то, что у кого-то еще будет такая же наколка, как у вас? – поинтересовался Самсонов. – Мне казалось, что обычно люди хотят иметь уникальную татуировку.

Шварц кивнул.

– Так и есть. Но эти… как бы вам объяснить? Мы ведь были почти как братья. Аня познакомилась с Даней сразу после школы, и мы дружили много лет – еще до того, как они поженились.

– Тогда ясно.

– Всего я сделал три такие татуировки, – сказал Шварц.

– Три?

Татуировщик кивнул и тут же зевнул, прикрыв рот кулаком. На его тыльной стороне Самсонов заметил шрамы от ожогов, на которые не обратил внимания раньше.

– Кому еще вы сделали такую наколку? – спросил он.

– Боре.

– Сыну Горштейна? – сообразил Самсонов.

– Ага.

– С ним вы тоже были как братья?

– Не совсем, – Шварц замялся. – Просто… ему трудно отказать.

– В каком смысле?

– В прямом. Вам, наверное, не понять, вы ведь крутой, но есть люди, глядя на которых понимаешь, что твой язык отказывает произносить «нет».

Очень интересно! Может, не зря зашел к татуировщику.

– И Борис Горштейн был из таких? – спросил Самсонов.

Шварц кивнул.

– Откуда вы его знали?

– Благодаря Ане, конечно.

– Они были знакомы?

Шварц удивленно поднял брови.

– Вы что, не в курсе? Они встречались после смерти Дани. Не сразу, конечно. Прошло года два, прежде чем они сошлись. Их познакомил профессор. Собственно, Боря и вытащил Аню с того света. Без него она бы, наверное, загнулась.

– И он тоже умер, – напомнил Самсонов.

– Да. Но его смерть она пережила более спокойно. Наверное, любила не так сильно или… в общем, не знаю. Не берусь судить.