Черный тан

– Похоже, кровать слишком мягкая для него, – усмехнулся Кэл.

Беа, улыбаясь, отхлебнула немного вина. Она посмотрела на Кэла и подумала, что бы он сказал, если бы она сообщила ему о своей уверенности, что найдет следы крови на клинке, потому что Тристан сражался за свою жизнь…

ГЛАВА 7

В течение многих лет Талискеру снилась Уна. В самые темные часы ночи он просыпался от этих снов, и осознание ее смерти в первые секунды пробуждения накрывало его темной волной отчаяния. Тем не менее, боль потери со временем стала глуше, и Дункан уже мог не целыми днями напролет думать о жене. Тогда появилось какое-то странное чувство вины, поскольку Талискер осознал, что практически позволил ей уйти. В мире без фотографов память или отсутствие памяти были молчаливыми убийцами скорби. Постепенно стирались из памяти лицо, голос, облегчая боль и заменяя ее сладко-горьким чувством потери, которая бывает только раз в жизни.

Иногда память восстает против такого. Талискер мог, например, гулять по лесу, и запах какой-нибудь травы, цветка или птичка, которая нравилась Уне, вдруг вызывали в памяти ее голос так ясно, будто он слышал его вчера. Талискеру оставалось делать вид, что он ничего не слышит, зажать свое сердце в кулак и идти дальше, отвлекая себя охотой или наблюдением за погодой. Это происходило не оттого, что Дункану хотелось забыть ушедшую любовь, а потому, что после смерти Уны он похоронил свою боль и посвятил себя воспитанию детей. Но сейчас, находясь в одиночестве, Дункан ничем не мог остановить печаль, переполнявшую душу, и она отделила его от остального мира неприступной стеной. В другом мире о Талискере могли сказать, что у него нервный срыв, а здесь, в Сутре, люди предположили бы, что он на время сошел с ума.

Но сейчас все было настолько реально, будто Уна живая стояла перед ним. Если бы здесь появился Мориас и сказал, что нашел способ вернуть ее к жизни, Талискер поверил бы ему. Он сидел на пороге маленькой хижины и смотрел в ночное небо. Прошлой ночью был метеоритный дождь, и Дункан надеялся на повторение. Наблюдение за звездами стало его страстью, и Талискер записывал подробности увиденного и изящным убористым почерком делал наброски в записной книжке, стараясь экономить бумагу.

Рядом сидела небольшая серая рысь. Не сид, а просто родное дитя лесов. Рысь часто приходила к Талискеру, чтобы провести с ним время, разделить еду, нередко добавляя кролика в общий котел, а потом опять уходила. Как и все кошки, она сама определяла их отношения, что очень устраивало Талискера. Ему нравилось ее молчаливое присутствие. Он называл рысь Принцессой, хотя и понимал, что это довольно глупо. Но то было больше ласковое обращение, чем кличка, и он никогда не надеялся, что рысь придет, как только он окликнет.

Нынешней ночью небо было чернильно-черным. Дункан внимательно смотрел на серебряное сверкание звезд, гадая, витает ли нетерпение, которое он испытывал, в воздухе, или что-то происходит в нем самом. Для небес не существует времени. Для них не существует понятия «прошлая ночь», да и просто «ночь», поэтому…

– Дункан.

Это была она, Уна! Она стояла около выступа скалы рядом с узкой тропинкой. Талискер не мог разглядеть черты ее лица в темноте, но точно знал, что это она, как и то, что одета его жена в зеленое платье, а на плечи накинут темно-зеленый фамильный плед, хотя все цвета в темноте выглядели оттенками серого.

– Уна? – Слово вырвалось из горла каким-то сдавленным звуком. Это произошло потому, что Талискеру не приходилось произносить ее имя вслух много лет. – Что…

Дункан стал приподниматься со своего места, чтобы броситься к ней, но Уна остановила его.

– Нет, не вставай. Ты не должен дотрагиваться до меня, моя любовь. Я просто тень, и у меня очень мало времени. Если попытаешься коснуться меня, колдовство может быть нарушено.

– Подойди хотя бы ближе, Уна, – взмолился он, – чтобы я мог тебя увидеть. Иди сюда, сядь на ступеньку. Я обещаю, что не дотронусь до тебя.

Она подошла и села, а Дункан наблюдал за каждым движением, упиваясь деталями, каждым немыслимым моментом, боясь, что они могут исчезнуть в бесконечности. Теперь, когда Уна сидела рядом, Талискер вдохнул знакомый аромат леса, и чувство глубокого покоя накрыло его, словно теплое одеяло. Она подняла глаза, и он увидел, что Уна плачет. Слезы оставляли мерцающие следы на бледной коже щек. Забыв про обещание, прежде чем осознал, что делает, Дункан потянулся к ней, и она отпрянула от него.

– Прости, – простонал он. – Уна, я готов продать душу дьяволу, чтобы только…

– Я знаю, Дункан. Но послушай меня, у нас очень мало времени. Наши дети в опасности. В очень большой опасности.

Талискер нахмурился. Он почти не вспоминал о Риган и Тристане последние несколько недель, рассчитывая на их полную безопасность в Сулис Море. Ведь они там правят вместе. В этот счастливый момент встречи почему они с Уной должны говорить о них?

Он покачал головой:

– С ними все в порядке, Уна. Как может быть иначе? Они занимают самый высокий в Сутре пост. Никто не смеет угрожать им, даже разговор об этом считается изменой.