Обычное дело в нелепых ссорах! Тебе приписывают то, чего ты не говорил. Могла ли Бэлла обозвать объект испепеляющей страсти посредственностью и бездарностью? Нет. Она не пользовалась этими словами. Они были для нее тягчайшим обвинением. Даже если она так думала, она пользовалась обтекаемыми формулировками. Тем более она бы этого не сказала человеку, перед которым была готова вечно стоять с протянутым подносом, как на картине «Шоколадница». Но он так все понял. И еще в гневной перепалке промелькнуло что-то про удивление. Нечто вроде: ты такая серость, что никогда никого не удивишь… Молодость, молодость. Откуда, к чему слово «удивление»?! Много лет Бэлла пыталась, кусая губы, вспомнить… Не могла. А вспоминала, потому что это слово на всю жизнь стало наваждением. Ее любимый идиот в злобной обиде прохрипел, что она еще увидит — он умеет удивлять. Он так ее удивит, что она этого вовек не забудет.
Признаться, это ему удалось. Ударом ниже пояса, неблагородно, гнусно, вероломно. Но удивил. Ничего не скажешь. У Бэллы была младшая сестра. Хотя почему была — она есть и сейчас, но с тех пор она стала для Бэллы скорее не сестрой, а дочерью. Сестра Алена. Болезненный невротичный ребенок. В детстве совершенно не понятный активной лидерше-сестрице. И тем не менее сестры любили друг друга. С рождения Алены Бэлла сразу органично восприняла роль защитницы и вожатой. Так просила мама, так напутствовал папа. Это было хлопотно. Но Бэлла любила хлопоты из-за избытка миссионерской и физической энергии.
И все во дворе и в школе знали, что Аленушка слегка чокнутая, но трогать ее не сметь, потому что Белка-толстая коленка за нее заступится громогласно и зубасто. Что ж, времена меняются. Алена превратилась в пушистоволосую тонконосую деву не от мира сего. Чего-то она там перебирала своими тонко-длинными пальчиками — то ли страницы фолиантов, то ли гербарии. Мечтала выводить новые сорта цветов. Типичный ботаник! Но не мягкотелый — она шла к своей мечте. И вдруг — скандал в благородном семействе. Аленушка забеременела! Как, почему, от кого?! Молчок, ступор, шок. Что за наваждение — может, сбой какой, неправда, ошибка? Отец уже умер, не отведал позора. И вот звонок: ну что, дескать, удивил? Это мой ребенок! Знакомый любимый голос… Бэлла старалась убедить себя, что это злая шутка. Потом долго пыталась понять, что он этим хотел показать. За что такая чудовищная месть — ведь она ему не изменяла, даже подумать не могла. Она шла по свежей, чистой, искрящейся от бликов тропинке к морю — и вдруг рухнула в колодец с грязью. Зачем Бог — такой гадкий предатель? И чему учит такая чудовищная несправедливость…
Теперь она, наверное, могла не без внутренней дрожи ответить на этот вопрос. Учит принимать решения. Тогда решение было принято. И оно, наверное, было единственно верным ответом на то
А мальчишек Бэлла Максимовна и вправду восприняла как своих. Гипотетически они могли бы быть — должны! быть ее детьми. Только она надеялась стать матерью, а стала отцом. Подумаешь, новость. Полстраны так живет. Аленушка, кстати, умудрилась не бросить свою растительную жизнь и вволю разводила цветочный рай в своей комнате. А Бэлла с мальчиками спала в другой. А мама спала на кухне. В этом мире у каждого свой способ бытия.