Черный телефон

И пошло-поехало! В горле Бэллы клокотали слова оправдания, но предназначались они уже не следователю, а Господу Богу на Страшном суде. Ведь придется отчитываться когда-нибудь. Как начальник, стремящийся во всем к порядку, пани директор верила и в высшую отчетность. И она была готова объяснить небесным силам, что это только беспечные сотрудники не видят дальше той самой статьи Людмилы Цыганковой. Той самой, которая уже вышла и о которой неисповедимыми путями пронюхал следователь. На доли секунды тайная непристойная гордость согрела Бэллу: значит, эту статью читает народ! Значит, о «Грине» узнают, черт побери! Просто статья вышла чуть раньше, чем того ожидала пани директор… Но ведь статья — всего лишь первая ласточка. У Бэллы были большие планы на неприятную, но необходимую сейчас Люду. Потому что Люда пронырливая и пробивная. Она будет пиарить «Грин», пока клуб будет ей давать сочный информационный повод. И пока… какая-то выгода будет ей от «Грина». Но об этом Бэлла позаботилась бы… она бы нашла, чем отплатить Люде за верную службу. Пойми ты, Господи, разумному, доброму и вечному сейчас нужна такая мощная и одновременно умная раскрутка, что тебе и не снилось! А если приходится действовать еще и без финансовой поддержки, на честном слове, на улыбке, на лести, на… покрывательстве, в конце концов! На маленьких уголовно наказуемых деяниях… но ведь ради благих целей. Ведь Платонов… за то, чтобы сделать этот фестиваль красивым и людным, Бэлла была готова, проследовав тропой благих намерений, гореть в аду.

Хотя это вопиющая несправедливость! Но спустимся, однако, с небес на землю. Люда Цыганкова пропала. Следователь не может ее найти ни по телефону, ни по ее адресу. В редакциях, с которыми она сотрудничает, неопределенно заявляют, что она куда-то уехала. Но никто не знает куда.

— Конечно, ведь она не состоит у них в штате! Она просто пишет для них. Что они могут знать, — поддакивала Бэлла. — И мы ничего о ней знать не можем. Советуем вам обратиться к близким родственникам и друзьям Людмилы. А у нас с ней чисто деловые контакты. Не скрою, она очень помогает нам своими публикациями, но, кстати, пока их было немного. Эта вот самая крупная… все-таки миллионный тираж у этого издания. Но… ведь поймите, что мы с Людой не подруги. Она нам не докладывает о своих маршрутах.

— Верю, что не докладывает. Но не верю, что вам не доложили ваши сотрудники о том, что в вечер убийства Людмила Цыганкова находилась вместе с жертвой на месте убийства. В том самом помещении, которое вы называете кладовкой. И незадолго до свершившегося акта насилия у жертвы и Людмилы Александровны Цыганковой случился акт половой. Незавершенный. Выходит, их кто-то прервал. А кто их мог прервать?

От таких откровений Бэлла Максимовна опешила. Но постаралась быстро взять себя в руки.

— Понятия не имею, — ответила она после ошеломленной паузы. — Но если вы до сих пор не говорили с Людмилой Цыганковой, как же вы можете с уверенностью утверждать, что именно она уединилась с… жертвой?

— Я имею на то основания, — не моргнув глазом ответил следователь.

Бэлла вдруг почувствовала запоздалый адреналиновый прилив сил. Ну берегись, долдон! Я тебе такой незавершенный половой акт устрою, что у тебя твой стручок больше никогда не встанет. Вот, значит, что они нам шьют… что у нас тут бордель и мы спариваемся по кладовкам. А также подсматриваем, подслушиваем и покрываем. И далее допрос уже походил не на допрос, а на… тихий разговор двух посвященных. Бэлла понимала, что с органами следствия шутки плохи. Она защищалась очень выдержанно и спокойно, взвешивая каждое слово. Просто до сего момента ей было трудно выйти на эту тонкую дипломатичную ноту. Пани директор пребывала в кошмаре постоянных догадок, которые не выключались и во сне. Она только и думала, как теперь рухнут ее планы. Не исключала, что в тюрьму попадет именно она сама как ответственная за все, что происходит в ее «культурном оазисе». Но теперь, когда опасность подступила слишком близко, ее инстинкт самосохранения сработал как идеальный предохранитель. И Бэлла Максимовна, усилием воли подавив внутреннюю истерику, сумела филигранно пройти по грани добра и зла, не сказав ничего лишнего, не дав себя загнать в словесные ловушки и не попавшись на примитивные провокации.