Черный тюльпан

— Смерть предателям! — закричали возмущенные буржуа.

— Ну, — проворчал офицер, — вы повторяете все одно и то же; это надоедает.

И он занял свой пост во главе отряда, в то время как волнение вокруг Бейтенгофа все усиливалось.

Однако возбужденные толпы не знали, что в то самое время, когда они чуяли кровь одной из своих жертв, другая жертва, словно спеша навстречу своей судьбе, направлялась в Бейтенгоф и проходила в каких-нибудь ста шагах от площади, позади отряда кавалеристов.

Действительно, Ян де Витт только что вышел из своей кареты и в сопровождении слуги спокойно шел пешком по переднему двору, ведущему к тюрьме.

Он назвал себя привратнику, который, впрочем, и так знал его.

— Здравствуй, Грифус, — сказал он, — я пришел, чтобы увезти из города моего брата Корнелия де Витта, приговоренного, как тебе известно, к изгнанию.

Привратник, похожий на выдрессированного медведя, обученного открывать и закрывать двери тюрьмы, поклонился Яну де Витту и пропустил его внутрь здания, и двери за ним сейчас же закрылись.

Пройдя шагов десять, Ян де Витт встретил очаровательную девушку лет семнадцати-восемнадцати, одетую во фризский костюм: она мило ему поклонилась.

— Здравствуй, славная и очаровательная Роза, — сказал он, взяв ее ласково за подбородок. — Как чувствует себя мой брат?

— О господин Ян, — ответила девушка, — я опасаюсь не за страдания, что ему причинили, они ведь уже прошли.

— Чего же ты боишься, красавица?

— Я опасаюсь, господин Ян, зла, что ему намереваются еще причинить.

— Ах да, — сказал де Витт, — ты думаешь об этой толпе, не правда ли?

— Вы слышите, как она бушует?

— Да, действительно, народ очень возбужден, но, может быть, при виде нас он успокоится, ведь мы ему, кроме добра, ничего не сделали.

— К несчастью, это не довод, — прошептала девушка и удалилась, заметив властный знак, который ей сделал отец.

— Да, дитя мое, ты права.

«Вот молоденькая девушка, — шептал про себя, продолжая свой путь, Ян де Витт, — по всей вероятности, она не умеет даже читать и, следовательно, никогда ничего не читала, но она одним словом охарактеризовала историю человечества».

И Ян де Витт, бывший великий пенсионарий, по-прежнему спокойный, но только более грустный, чем при входе, продолжал свой путь к камере брата.

II ДВА БРАТА

В тревоге красавицы Розы было верное предчувствие: в то время как Ян де Витт поднимался по лестнице, ведущей в тюрьму, к брату, вооруженные буржуа прилагали все усилия, чтобы удалить отряд Тилли, не дававший им действовать.

При виде их стараний люди, одобрявшие благие намерения своей милиции, громко кричали:

— Да здравствует гражданская милиция!

Что касается г-на Тилли, то он, столь же осторожный, сколь и решительный, вел под охраной пистолетов своего эскадрона переговоры с гражданской милицией, стараясь объяснить ей, что правительством ему дан приказ охранять тремя кавалерийскими взводами тюрьму и прилегающие улицы.

— Зачем этот приказ? Зачем охранять тюрьму? — кричали оранжисты.

— Ну вот, — возражал им г-н Тилли, — теперь вы мне задаете вопросы, на которые я вам не могу ответить. Мне приказали: «!» — я охраняю. Вы, господа, сами почти военные и должны знать, что военный приказ не обсуждается.

— Но этот приказ вам дали для того, чтобы предоставить предателям возможность выйти за пределы города.

— Вполне вероятно, раз предатели осуждены на изгнание, — отвечал Тилли.

— Но от кого исходит приказ?

— От Штатов, черт побери!

— Они предают нас!

— Этого я не знаю.

— И вы также изменник!

— Я?

— Да, вы.

— Ах вот как! Но подумайте, господа горожане, кому мог бы я изменить? Штатам? Но где же здесь измена? Ведь я нахожусь у них на службе и в точности выполняю их приказ.

Граф был совершенно прав, и на его ответ нечего было возразить, поэтому крики и угрозы стали еще громче. Они были ужасны, а граф с самой изысканной вежливостью продолжал:

— Господа горожане, убедительно прошу вас, разрядите свои мушкеты: может произойти случайный выстрел, и, если будет ранен хоть один из моих кавалеристов, мы уложим у вас человек двести. Нам это будет очень неприятно, а вам еще неприятнее, тем более что ни у меня, ни у вас подобных намерений нет.

— Если бы вы это сделали, — отвечали буржуа, — мы бы тоже открыли огонь.

— Да, но если бы вы, стреляя, перебили бы нас всех от первого до последнего, все же от этого не воскресли бы и ваши люди, убитые нами.

— Уступите нам площадь, и вы поступите как честный гражданин.

— Во-первых, я не гражданин, — ответил Тилли, — а офицер, что далеко не одно и то же; к тому же я не голландец, а француз, что еще более усугубляет разницу. Я признаю только правительство, которое платит мне жалованье. Принесите мне от него приказ очистить площадь, и я в ту же минуту сделаю полуоборот: мне самому ужасно надоело здесь торчать.

— Да! Да! — закричала сотня голосов, и ее сейчас же поддержали еще пятьсот других. — К ратуше! К депутатам! Скорей! Скорей!