Черный тюльпан

Когда Грифус окончательно опьянеет, Бокстель станет почти полным хозяином всего здания тюрьмы.

К одиннадцати часам Грифус был мертвецки пьян. В два часа ночи Бокстель видел, как Роза вышла из своей комнаты и явно несла в своих руках с большой предосторожностью какой-то предмет.

Этим предметом несомненно был только что расцветший черный тюльпан.

Но что она собирается делать?

Не собирается ли она сейчас же увезти его в Харлем?

Невероятно, чтобы девушка одна предприняла такое путешествие ночью.

Не идет ли она только показать тюльпан Корнелиусу? Это возможно.

Босиком, на цыпочках, Бокстель последовал за Розой.

Он видел, как она подошла к окошечку.

Он слышал, как она позвала Корнелиуса.

При свете потайного фонаря он увидел распустившийся тюльпан, черный, как ночь, что его окутывала.

Он слышал, что Роза и Корнелиус решили послать нарочного в Харлем.

Он видел, как уста молодых людей прильнули друг к другу, а затем услышал, как Корнелиус отослал Розу.

Он видел, как Роза погасила потайной фонарь и направилась к себе в комнату, как она вошла в нее.

Затем он увидел, как десять минут спустя она вышла из комнаты и тщательно заперла ее на двойной запор.

Почему она так старательно заперла дверь? Потому, что за этой дверью остался черный тюльпан.

Бокстель наблюдал все это, спрятавшись на площадке лестницы этажом выше, и спускался на одну ступеньку со своего этажа всякий раз, когда Роза спускалась на одну ступеньку со своего.

Таким образом, когда Роза своей легкой ногой ступила на последнюю ступеньку лестницы, Бокстель еще более легкой рукой касался замка ее комнаты.

И в этой руке, можно догадаться, он держал поддельный ключ, который открыл комнату Розы с такой же легкостью, как и ключ настоящий.

Вот почему мы в начале этой главы и сказали, что молодые люди очень нуждались в покровительстве Бога.

XXIV ЧЕРНЫЙ ТЮЛЬПАН МЕНЯЕТ ВЛАДЕЛЬЦА

Корнелиус остался на том же месте, где стоял, прощаясь с Розой, и старался найти в себе силы перенести двойное бремя своего счастья.

Прошло полчаса.

Уже первые нежаркие голубоватые лучи проникли сквозь решетку окна в камеру Корнелиуса, когда он вдруг вздрогнул от шагов на лестнице и донесшегося до него крика. Почти в то же мгновение его лицо встретилось с бледным, испуганным лицом Розы.

Он отшатнулся назад, тоже побледнев от страха.

— Корнелиус, Корнелиус! — кричала она, задыхаясь.

— Боже мой, что случилось? — спросил заключенный.

— Корнелиус! Тюльпан!..

— Что тюльпан?

— Я не знаю, как сказать вам это!

— Говорите же, Роза, говорите!

— У нас его отняли! У нас его украли!

— У нас его отняли! У нас его украли! — вскричал Корнелиус.

— Да, — сказала Роза, опираясь о дверь, чтобы не упасть. — Да, отняли, украли.

И силы покинули ее. Она соскользнула вниз и упала на колени.

— Но как это случилось? — спросил Корнелиус. — Расскажите мне, объясните мне…

— О, я не виновата в этом, мой друг.

Бедная Роза, она не решалась сказать «мой любимый друг».

— Вы его оставили одного? — сказал печально Корнелиус.

— Только на один миг, чтобы пойти к нашему нарочному: он живет шагах в пятидесяти от нас, на берегу Ваала.

— И на это время, несмотря на мои наставления, вы оставили в дверях ключ, несчастное дитя!

— Нет, нет, это меня и удивляет, — я не оставляла в дверях ключа, я все время держала его в руках и крепко сжимала, словно боялась, что он сбежит от меня.

— Тогда как же это все случилось?

— Разве я знаю? Я отдала письмо своему нарочному; он при мне уехал. Я вернулась к себе, дверь была заперта, в моей комнате все оставалось на своем месте, кроме тюльпана: он исчез. Кто-нибудь, по всей вероятности, достал ключ от моей комнаты или подделал его.

Она задыхалась, слезы прерывали ее голос.

Корнелиус стоял неподвижно с искаженным лицом, слушая ее, но почти не понимая, и только бормотал:

— Украден, украден, украден, я пропал…

— О господин Корнелиус, пощадите! — кричала Роза. — Я умру с горя!

При этой угрозе Корнелиус схватил решетку окошечка и, бешено сжимая ее, воскликнул:

— Нас обокрали, Роза, это верно, но разве мы должны из-за этого пасть духом? Нет! Несчастье велико, но, быть может, еще поправимо. Мы знаем вора!

— Увы! Разве я могу сказать с полной уверенностью?

— О, я-то уверен, я вам говорю, что это сделал мерзавец Якоб! Неужели мы допустим, Роза, чтобы он отнес в Харлем плод наших трудов, плод наших забот, дитя нашей любви? Роза, нужно бежать за ним, нужно догнать его.

— Но как все это сделать, не открыв отцу, что мы с вами в сговоре? Как я, женщина зависимая, к тому же малоопытная, как могу я сделать то, чего, быть может, и вы не смогли бы?

— Откройте мне эту дверь, Роза, откройте мне эту дверь, и вы увидите, я это сделаю! Вы увидите — я разыщу вора; вы увидите — я заставлю его сознаться в совершенном им преступлении! Вы увидите, как он запросит пощады!

— Увы, — сказала, зарыдав, Роза, — как же я вам открою? Разве у меня ключи? Если бы они были у меня, разве вы уже не были бы на свободе?

— Они у вашего отца, они у вашего гнусного отца — он уже загубил первую луковичку моего тюльпана. О, негодяй, негодяй! Он сообщник Якоба!