Черный Василек. Наекаэль (СИ)

Ледяная вода обволакивала его густым коконом. В момент, когда благословение перестало действовать, ангельская сила, подпитывавшая его, иссякла, и он рухнул полностью лишенный сил. Ощущения мира не пропали, но сделать ничего он не мог, будто не получалось найти в себе волю даже чтобы открыть глаза. Баргесты раздирают в клочья душу, не тело. Оно продолжит существовать, пока не зачахнет само по себе, но человека в нем уже не будет: весь выйдет в прорехи. И это чувство утекающих сквозь пальцы жизненных сил… пугало. Если это слово вообще применимо к тому, кто лишается эмоций в первую очередь. Настораживало? Беспокоило? Волновало? Все едино. Трясущаяся повозка отдалялась все дальше, ржание коня, казалось, доносилось издалека, будто воспоминание о почти забытом сне. Но вот сейчас восприятие остановилось на месте, перестав отдаляться все дальше в небытие. Ужасная могла бы быть смерть, одна из тех, которых он опасался. Сожранные псами-призраками не попадают в рай или ад, навечно превращаясь в шлейф, размазанный по непроглядным туманам чистилища. Полу-реальные слепки памяти о самих себе. Судьба, которой не пожелаешь врагу. Но сейчас это стало неважно. Кожи спины касались тонкие корешки травы, растущей по берегам. Они пробились сквозь землю прямо к ручью Слез, и торчали теперь из дна, извиваясь в медленном течении. Гипнотизирующее ощущение. Если что и может вылечить больную душу, так это деревья. Древние исполины глубоко пустили корни в мироздание, оставаясь собой всю жизнь. Для них не существует старения, распада, увядания. Деревья растут пока могут, восстанавливая поврежденные части, даже такие сложные и почти метафизические как душа. Надо лишь стать ближе к ним. Охотник расслабился, давая тихому потоку унести себя прочь. Густая трава стала его проводником. Он чувствовал, как медленными ровными волнами колышутся ее сине-зеленые стебли. Ощущал копыта коней, вминавшие землю, которая тут же распрямлялась, как прежде. Прикасался тысячами травинок к толстым бревнам дома и тонким дощечкам повозки. Он был везде, но этого не хватало. Трава слишком слаба, хоть и многочисленна. Она манила его своим тихим пением, и он на него отозвался, уносясь дальше, прочь. Сначала он ощутил могучие древние корни. Деревья приветствовали его своими низкими голосами, словно великие короли древности хором исполняли приветственную песнь. Здесь, в бескрайней густоте их высоких вершин словно не существовало ни времени, ни пространства. Одна лишь свобода. Охотник чувствовал, как сливается с этой музыкой, сам наполняется ей и оживает в унисон. Такое умиротворение. Едва ли хотя бы один или два человека имели возможность испытать нечто столь великое. Внутренний покой. Здесь, где мерно гудел ветер и шептал дождь, все заботы и беды прошлого казались столь мелочными. Такими… скучными, что не хотелось и думать. Невольно закрадывались мысли о том, как бы чудно было сохранить это чувство по дольше. Да. Шелест листвы и журчание сока под корой звали его за собой, вперед, в будущее. В бескрайних лесных просторах Охотник знал место, где под слоем чернозема покоился маленький желудь, все еще не обретший душу. Он приблизился к нему, фокусируя все свое естество на этом крошечном предмете. Какое горе. Вырасти опустошенным. Хор природы вокруг притих, давая ему прочувствовать это ощущение. Так неправильно. Оно могло бы присоединиться к лесу, стать единым с ним, чтобы такого не случалось впредь. Охотник задумался, уже чувствуя внутри себя ответ. Сражения, боль, страх – столпы-основания старого мира. Кто бы захотел существовать в нем по своей воле? Бесконечный бег в темноту, попытки скрыться от них и от того, чем становишься сам в попытке удержать здравый рассудок. Жернова реальности перемалывают всех, кому не повезет их коснуться, остается лишь выбрать помол. Не нужно было ничего говорить, он лишь расслабился и поплыл дальше по течению реки миллиона голосов в беспечный благодатный полет. Идиллия, которую, кажется, ничто не может нарушить.