Кравченко молча вел заключенного к пустырю, где их уже ждал Виктор Демьянович. Он достал из коробок все холсты с картинами и сложил их в огромную кучу. Это были те самые творения Нигредо, написанные либо красками, либо кровью детей, убитых им.
Андрей Евгеньевич, крепко придерживая палку, к которой были прицеплены наручники, подвел бывшего владельца компании DominTechnic к Миронову.
— Господа, что происходит? — с глупой улыбкой спросил Нигредо.
МВД достал из багажника канистру с бензином, облил все картины и коробки, закрыл крышку и вернул емкость обратно в багажник.
— Что вы делаете? — воскликнул Никита Григорьевич. Его голос дрожал, в нем чувствовались непонимание и боль. Он обратился к Миронову: — Ты не посмеешь все это уничтожить! Я прошу! Я умоляю! Это все, что от меня осталось! Это же мои дети! — Глаза убийцы покраснели, то ли от солнца, то ли от напряжения и слез, которые готовы были вырваться из глаз и покатиться по щекам.
Слово «дети» ударило Миронова наотмашь. Он поджег сигнальную свечу от зажигалки и бросил ее в самый центр наваленных в кучу картин. Работы художника-убийцы полыхнули как спичка — у картин не было ни единого шанса на спасение из огня.
Виктор Демьянович подошел к Нигредо и шепнул ему на ухо:
— Просто хотел, чтобы ты на это посмотрел.
Домин-Ганер простоял еще минуту, наблюдая, как его работы пожирает пламя, но не издал больше ни звука. Потом он спокойным голосом без тени сожаления произнес:
— Это все? Тогда отведите меня обратно в камеру.
Когда дверь за Нигредо закрылась, он сел на кровать и молчал минут пять. Потом вскочил, стал колотить стену ногами и руками, разбивая костяшки в кровь, и кричать:
— Сука! Сука! Я тебя достану, ублюдок! Мразь!
Миронов тихо сидел за дверью. Он слышал каждый звук, доносящийся из камеры, и ликовал. Виктор Демьянович отчасти солгал — он уничтожил не все картины, одну маленькую он оставил и теперь хранил во внутреннем кармане пиджака как дань памяти жертвам и как напоминание себе о важности того, что ему преподносит судьба. Когда истерика за стеной кончилась, МВД встал и пошел прочь.
Виктор Демьянович попрощался с Арсением и поехал на вокзал. Там он купил билет на первый поезд, который ехал хотя бы приблизительно в сторону Севастополя. Миронов не знал, скоро ли доберется до пункта своего назначения, как и не знал того, надолго ли покидает свой родной город в этот раз. Но теперь он дал обещание Арсению, что будет работать в его агентстве, а обещания надо держать. К тому же МВД дал Сене свой номер телефона, и тот в любой момент сможет его вызвать. А пока осталось разобраться с последним делом и немного отдохнуть.
Миронов пообедал в дешевой привокзальной столовой — на удивление еда оказалась довольно сносной, — купил в киоске на перроне пару пирожков и воду и, заняв свое место в купе до Курска, уснул крепким сном. Давно он так хорошо не высыпался. Несмотря на то что последние пять лет Виктор Демьянович проводил по большей части в поездах, самолетах и на съемных квартирах, эта дорога его не утомляла, она, скорее, способствовала успокоению нервов и упорядочиванию мыслей.
Миронов доехал до Севастополя за четыре дня: примерно сутки до Курска, провел там несколько часов до вечера, погулял, потом сел на поезд до Краснодара, оттуда уже автобус, паром, Керчь, и вот уже в окне виднеется полоска моря — значит, скоро конечный пункт этого маленького путешествия.
Море… Виктор Демьянович не видел море с того последнего раза, как был здесь примерно четыре года назад, когда приехал отыскать Свету и нашел. А у нее уже другая семья, ребенок, новая жизнь. Миронов знал, что и сейчас вряд ли что-то изменилось. Он ехал не для того, чтобы отбивать свою женщину у другого, у самозванца, не чтобы кому-то что-то доказывать, а просто чтобы увидеть ее еще раз, чтобы просто поговорить, выпить вина вместе, прогуляться, как тогда… Впервые за эти четыре дня Виктору Демьяновичу взгрустнулось. Он ехал сюда со светлыми чувствами, но теперь, когда он стоит уже почти на пороге у Светы, ему стало больно. МВД не знал, надо ли тревожить ее покой? Может, ей вообще не нужна эта встреча? Может, она уже давно все забыла и не хочет ничего вспоминать.
Но Миронов был настойчив, даже в споре с самим собой, поэтому решил не отступать. Он знал, что должен хотя бы издалека ее увидеть! И тогда он решит, что для него и, конечно же, для нее сейчас важнее. Отступить и засунуть клокочущий вулкан переживаний и чувств поглубже внутрь себя или все же решиться и все ей открыть.
Сегодня море в Севастополе было спокойное. Волны тихонько омывали вдающиеся в воду волнорезы и вместе с ветром приносили на берег бирюзовый аромат свежести, соли и водорослей.