Черный завет. Книга 2

Желтый круг Гелиона раскалился до предела. На округлом плече кочевника, освобожденном от повязки, с обеих сторон ярко краснели затянутые свежей кожей раны. Сильные руки сжимали узел петли, захлестнувшей запястье. Спина блестела от пота, так же как и шкура коня. Они оба были — как два жеребца и непонятно еще — кто кого стремился обуздать. Перекатывались, переливались под черной шкурой бурным потоком мускулы — им вторило наряженное тело кочевника, перетянутое узлами мышц. Шумно выдыхал жеребец, обдавая Роксану жарким потоком — с трудом переводил дух усталый кочевник. Блестел на крупе жеребца затейливый завиток клейма — отливала черным диковинная татуировка на плече Ханаан-дэя.

И это единое существо, как пуповиной связанное не только арканом — единой мощью, уверенностью в себе, желанием не сдаваться до последнего — подействовало на Роксану странным образом. Вдруг жарким румянцем зажглись щеки, а сердце стало стучать не только в груди, а в самых неподходящих местах — в пальцах, губах, в животе. Ей хотелось стоять у загона вечно, смотреть на кочевника, скользить бесстыжим взглядом по всем этим впадинам и выпуклостям. Он весь — вся эта живая необузданная степная сила влекла Роксану так же, как конь увлекал Ханаан-дэя. Так же как ему на коня, ей самой хотелось набросить на кочевника узду, заставить ходить по кругу, разыгрывая гордую непокорность, в то время, как связанный по рукам и ногам, он давно уже играл по ее правилам.

То ли добрался-таки до него ее бесстыжий взгляд, то ли просто сказалась усталость, но кочевник ослабил хватку и конь послушно перешел на шаг.

— Про этого коня ты говорил? — хрипло спросила она, когда Ханаан-дэй приблизился. И тут же испуганно замолчала: она решила, что голос выдаст ее чувства.

— Да, — подтвердил он, ничем не давая понять, что его удивил ее открытый взгляд.

— Как назвал? — ей пришлось откашляться, прежде чем задать вопрос.

— Фарух, — после паузы ответил он.

— Как? — ее познания в степном языке не заходили так далеко. — Что это значит?

— Так, ничего важного, — и собрался уходить, но вдруг обернулся. — Завтра надо уходить.

— Это тебе говорит твое чутье?

— А что тебе говорит твое?

— Мое молчит.

— А вот мое говорит. И очень громко. Да… Там баня на отшибе, за конюшней. Если хочешь перед дорогой помыться… Я затопил.

— Странно, — она пожала плечами, — ты, такой острожный, и пойдешь в баню? А вдруг что случится?

Он покачал головой.

— Не бойся. Он меня предупредит, — он кивнул в сторону накрытого попоной жеребца.

— Договорился с ним, что ли? — одними глазами улыбнулась она.

— Да, — без тени иронии ответил он…

На небе мерцала одинокая звезда. Ее свет был далек от света мириад звезд, что появятся позже.

Выпуклые бока венцов сруба казались живыми на ощупь, оттого что жар, хранимый внутри так и не смог выбраться наружу.

Ветер студил разгоряченные щеки. Роксана медленно шла вдоль стены, касаясь пальцами пакли, для тепла проложенной между венцами. Она боялась убрать руку — но не потому, что это порвет ту нить, что нежданно-негаданно связала ее с кочевником. Наоборот — она боялась, что тогда ничто уже не остановит ее и она опрометью бросится в предбанник. Тогда как ей необходимо было время, чтобы сохранить хоть каплю женского достоинства. Стоило начать думать, как на ум приходила одна и та же картинка — веревка, обвитая вокруг запястья и татуировка, змеей ползущая по рельефу мышц.

Так же бездумно Роксана вошла в предбанник, нарочно шумно закрыв за собой дверь: у кочевника будет время подготовиться к ее приходу. Она не станет его останавливать, если он решит собраться и уйти…. Может быть, не станет — зарекаться все же не стоило.

Рубаха раненной птицей опустилась на лавку, сверху на аккуратно свернутые штаны. Немного подумала — и добавила туда же нижние подштанники.

Жаром пахнуло в лицо, когда Роксана открыла дверь в парную. Не погнало прочь, не оттолкнуло — обволокло и закружило.

Кочевник сидел на бревенчатом полу и почти тонул в жарком тумане. Роксана ничего не стала говорить — каждое слово отдельно и все слова вместе были лишними. И даже неосторожный возглас, сорвавшийся с губ, показался бы ей нестерпимо лживым.

Девушка глубоко вздохнула и сделала первый шаг во влажную темноту, каплями пота оседающую на коже. Кочевник поднялся ей навстречу — голый, напряженный, готовый к любой неожиданности. Будто то, что вошла она сюда в чем мать родила, подразумевало схватку, в которой ему еще предстоит доказать, на что он способен.

Так и стоял бы до утра, забыв дышать, если бы она сама не шагнула, разом сократив расстояние, разделявшее их, до опасно близкого. Когда ее грудь коснулась его кожи, она перестала чувствовать жар — все соединилось. Сильный аромат Сон-травы дурманил голову. Роксана неуклюже ткнулась лбом в его плечо и вдохнула запах его кожи. И только тогда кочевник сдался — как воин, перед превосходящими силами врага — сильные руки сомкнулись за ее спиной и она забыла, зачем пришла.