Черным летом

Котовский снова нажал на спусковой крючок.

Опять осечка!

Прогремел выстрел: тамбовский «комиссар», не вставая с полу, успел приподнять винтовку и направить ее на Котовского. Григорий Иванович стал медленно опускаться на скамейку.

Но в ту же секунду, вместе с Котовским, наши командиры и комиссары дали первый залп по бандитам. Затем — второй. «Моргасик» погас, и комната погрузилась в темноту. В этой тьме несколько секунд бушевал шквал выстрелов. Нас окутал пороховой дым, с потолка сыпалась труха, зазвенели стекла разбитых окон.

При первых же выстрелах Эктов нырнул под стол и стал ползком выбираться из комнаты.

Стрельба вспыхнула и за стенами избы. Там, на деревенских улицах, котовцы вели бой с бандитами. Слышалось дружное «ура!».

Я бросился было к выходу, но тут увидел в сумерках, к которым уже начинал привыкать глаз, знакомую фигуру Котовского. Он медленно, опираясь на стену, передвигался к двери. Его поддерживал Н. Гажалов.

— Комиссар, — с трудом проговорил он, опершись на мое плечо, — ранили меня. Принимай командование, кончай бой…

Лекарский помощник Андрей Хошаев вместе с медицинской сестрой Сашей Ляхович наскоро перевязали Григория Ивановича. Бандитская пуля попала ему в правую руку у плеча. На пулеметной тачанке, запряженной тройкой, мы немедленно отправили комбрига на ближайшую железнодорожную станцию — Сампур.

Котовского охранял в пути кавалерийский взвод. Был ранен в ногу и комиссар 1-го полка Иван Данилов.

Когда в центре села вспыхнула стрельба, часть матюхинского отряда — свыше шестидесяти человек и на лошадях и пешими — рванулась к лесу, который подступал к Кобылинке с северо-западной стороны. За селом пролегал неглубокий овраг, густо заросший кустарником. Если бы бандиты успели нырнуть в этот естественный коридор, то… поминай, как звали!

Матвей Кононенко, старший разведчик эскадрона, сразу же разгадал маневр удиравших антоновцев. Не дожидаясь приказа, он вместе со своим взводом бросился наперерез отступавшей банде. По бандитам хлестнул огонь из ружей и пулеметов. Передвижение их задержалось. И тут же их настигли эскадроны Николая Скутельника и Владимира Чистякова. Но около тридцати антоновцам все-таки удалось укрыться в лесу.

Схватка за околицей Кобылинки была не единственным боем, в котором отличился смелый и инициативный котовец Матвей Кононенко… Незадолго до этой секретной операции Котовский лично дал приказ Кононенко — разведать село Дегтянка, определить численность остановившегося там антоновского отряда и разузнать о его намерениях. Наш разведчик с шестью конниками бесшумно подобрался к заставе мятежников и свалился на них буквально как снег на голову. Бандиты так растерялись, что не успели даже вскочить на коней, и бросились врассыпную. Вскоре два «языка» уже стояли перед комбригом. Они выдали расположение своего отряда и пароль. Григорий Иванович поднял полк и повел его в бой. В конном строю полк окружил село Дегтянка, снял заставу и двинулся к деревне Вихляйке, где расположилось ядро банды. Антоновцы в панике бежали, потеряв свыше сотни убитыми и около сорока пленными.

За разведку в селе Дегтянка, за бой у села Кобылинка и другие славные подвиги Матвей Прокофьевич Кононенко был награжден орденом Красного Знамени.

Бой с матюхинским отрядом был скоро окончен. Победа!..Радость ее омрачало разве лишь исчезновение Матюхина. Ему удалось унести ноги. Почти всех остальных главарей расстреляли прямо в избе или под окнами, куда они успели выброситься. Как потом выяснилось, Матюхин, раненный несколькими пулями в избе, выбрался через дверь во двор и уполз за околицу. Но от заслуженной кары он недалеко ушел: через два месяца в перестрелке в Нару-Тамбовском лесу с группой чекистов он был убит.

Руководящая головка мятежа, которая держала в страхе обманутых и насильно загнанных в банды крестьян, была раздавлена. Мы выполнили приказ командования — уничтожить антоновских верховодов как можно скорее и с малой кровью. Матюхину и его подручным не удалось отсидеться за спинами крестьян, «мобилизованных» ими с помощью демагогии, угроз и расстрелов.

Среди оставшихся в живых матюхинских командиров был еще совсем молодой человек по фамилии Муравьев. Во время облавы после «совещания» он был найден в одном из ближайших дворов в копне сена. Напряженное, бледное лицо выражало волнение и тревогу. Вокруг головы, по всей ширине лба, была небрежно, на скорую руку намотана повязка, стянутая узлом на затылке; на виске повязку пропитала кровь.

— Кто вас ранил? — спросил я его.

— Не знаю… Кто-нибудь из тех, кто стрелял в избе… Пустяки! Пуля по виску скользнула и оглушила, потерял срзнание. Поэтому и не сумел уйти в лес…

Я приказал оказать раненому первую помощь. Потом приступил к допросу.

На первых порах Муравьев держался дерзко.

— Я тамбовец, учился в реальном училище, — рассказывал он о себе. — Свою принадлежность к партии социалистов-революционеров признаю. Был у Матюхина адъютантом… Буду и дальше бороться против большевиков и продразверстки. Да что там говорить! Вы меня все равно расстреляете!