Заглянув разок в две другие комнаты — типичные спальни горного отеля, — Жорж больше туда не входил. Зато в чуланчике, сообщавшемся с одной из этих комнат, он обнаружил музыкальные инструменты — контрабас с продавленной декой и саксофон-баритон, чей ржавый мундштук оставлял на губах стойкий сладковатый привкус меди. На кухне стояли коробки Tupperwares[43] с макаронами и рисом и сахарная голова, облепленная мертвыми муравьями, — точь-в-точь останки рабов на теле пирамиды. Жорж съехал в «Опеле» на холостом ходу вниз к деревушке. В ней только и было, что бакалейная лавчонка, служившая также булочной, почтовым отделением и автобусной станцией, а заодно, при надобности, и кафе; там продавали мыло, консервы, отдельные хозяйственные принадлежности — прочные, но примитивные, с грубой пайкой, — бутан в баллонах и скаферлати[44].
Жорж толкнул дверь, и колокольчик с костяным язычком, дернувшись, слабо задребезжал над его головой. В помещении слегка пахло амбаром, хлевом, чуть заплесневелой пищей; с потолка свисала спираль клейкой бумаги — кладбище мух прошедшего лета. Минуту спустя звякнула занавеска из бус, и показалась краснощекая женщина в платье с засученными рукавами; следом трусила низенькая жирная собака — вылитый ходячий бочонок, живой ростбиф с широкими остроконечными ушами, торчащими по сторонам головы, как крылышки ската. Жорж закупил провизии на несколько дней, пива и вина в пыльных литровых бутылках.
Шло время, и его замучила скука: делать было абсолютно нечего. И тогда Жорж выволок из чулана контрабас. Корпус инструмента отсырел и лип к рукам, струны свисали с грифа, как переваренные спагетти, обвивались вокруг колков рыжими ржавыми завитками и были облеплены хлопьями серой пыли, словно электрические провода снегом. Он попытался настроить контрабас с помощью телефона, взяв его гудок за камертон. В недрах чулана он обнаружил длинный рассохшийся футляр, а в нем смычок с жалкими остатками волоса и кусочек канифоли янтарного цвета, аппетитный, как леденец.
И Жорж начал играть, стоя в солнечном свете у окна; для начала он попробовал озвучить пейзаж: гул ветра в древесных ветвях, мычание коров, тарахтение тракторов (для него годилось пиццикато), птичий щебет — тут в дело шел смычок. Дальше — больше: он решил воспроизвести знакомые мелодии, потом взялся за гаммы и арпеджио, исполнил в двух-трех тональностях блюзы.
Так минуло три дня. У него быстро отрастала борода. Он включал на полную катушку отопление в доме и неутомимо играл, стоя в одних трусах и черных очках под солнечным светом, лившимся в окно, прильнув к гудящему саркофагу звуков, как к женскому телу, перегнувшись через продавленный корпус инструмента и лишь изредка вытирая висевшим на грифе полотенцем лицо, грудь и подмышки, по которым ручьями стекал пот; дымок пристроенной рядом сигареты вился кольцами вокруг деревянной головки контрабаса. Из-за чрезмерного увлечения пиццикато на подушечках его пальцев вскочили крупные белые пузыри; если он играл слишком долго, они краснели и лопались, из ранок сочились сукровица и кровь.
По ночам ему снилось множество всяких нелепостей: шакалы, козьи мехи, набитые песком, гейзеры и бульдозеры; однажды ночью ему привиделся бульдозер, которым был он сам, он и действовал как настоящий бульдозер. Потом он просыпался, устанавливал контрабас, играл, готовил какую-нибудь еду попроще. А закусив, снова играл — весь день, до самой ночи, с коротким перерывом на ужин. Иногда он ложился, чтобы немного отдохнуть, и, запрокинув голову, неловко тянул пиво из бутылки; жидкость проливалась, образуя пузырчатые лужицы в ямках ключиц и пупка, и все это могло бы длиться до бесконечности, ибо Жоржа уже ничто не пугало — ни скука, ни даже одиночество. Но вот тут-то и появились визитеры.
26
Первым приехал Кроконьян. Чтобы развлечь Жоржа, он захватил с собой портативный телевизор, которым размахивал на ходу, словно нес легкую коробочку с пирожными. Присев на телевизор и глядя на Жоржа своим взглядом переутомленного слона, он глухо, короткими фразами обрисовал ему сложившуюся ситуацию. Пока Дональд рыскал по городу в поисках Женни Вельтман, он, Кроконьян, проследил за агентами Бенедетти. Эти типы добрались до Бернара Кальвера, малопривычного к допросам, и тот мигом раскололся, сообщив все, что знал о Жорже. Затем Кроконьян сам порасспросил Бернара Кальвера и тут же рванул сюда в мощной серой «БМВ» — самая подходящая машинка для угона, заметил он между строк, указав в окно на здоровенный серый автомобиль. Бок и Риперт наверняка скоро подоспеют в эти края, но теперь, когда дюжий человек уже здесь, он защитит от них Жоржа.