Чёрт, подмостный, домовой — кто ты такой? (СИ)

«Утро. Здесь, в этой деревне, просыпаешься, не сразу вспоминая, кто ты и где. Эти минуты прекрасны…»

«Жители Чурмилкино не сделали нам с Хельмутом ничего плохого. Почему я должен стоять и смотреть, как их… сжигают заживо? От подобных мыслей тошнота подступает к горлу».

«Когда я вошёл в избу, все спасли. Я разбудил Прасковью и как мог, объяснил, что надо уходить. Уводить Полинку и её друзей. Я боялся, что, если их поймают, затравят собаками. Так уже было однажды. Но Прасковья сказала: «О собаках не беспокойся, они не выйдут на наш след». Странная женщина. Почему она так в этом уверена? Самое удивительное — я ей поверил. Сразу».

Дмитрий встал. Потянулся. Понятный текст закончился. Он довольно быстро проделал работу. Узнал многое. Например, то, что Отто действительно разрешал детям рисовать в своем блокноте. Уже кое-что.

Осталась стопка вырванных страниц. Он отложил их на край стола. Такое впечатление, что эти записи прадед пытался запрятать подальше. Боялся чего-то? Листы сильно пострадали. Если ему и удастся разобрать, то лишь какие-то отдельные слова. Обрывки фраз, если повезёт.

Орехов поставил турку на плиту — осталось немного, кофе его взбодрит.

«… беги за своими друзьями... тихо! … погубишь… спасу».

«Прасковья сердилась. Галя стала топать ногами и кричать».

«…я … направил на неё и сказал, что, если она сейчас же не замолчит — застрелю. Она испугалась. Рот ладонями прикрыла. Я сказал, что тайком из деревни им не выбраться...».

«под дулом… из избы».

«…сказал… что веду их к штабу».

«Духи да хранят тебя, мальчик. Уж я похлопочу, договорюсь с духами-то…».

«Горел костёр. Прасковья ножом делала каждому надрез на ладони. Зачем? Зачем причинять детям боль?».

Они сложили ладони — так, чтобы кровь всех пятерых смешалась. Нашли время брататься! Кто их поймёт, этих русских?!»

«… какие-то существа. Тёмные, мохнатые, они стали окружать людей, но, казалось, их никто не боялся»

«… я не знаю, как это объяснить. Словно пространство раздвигается… мелькнул ослепительный свет и в этот момент Фишер выскочил на поляну…»

«… слышал их рычание и крики Фишера. Прасковья что-то сказала мохнатым чудовищам, и все они исчезли… вместе с костром и непонятными существами».

«Никаких следов! Полная луна освещала поляну…»

«Наклонился и поднял его. Расчёска с очень длинными зубьями и головами оленей по бокам. Олень с лицом человека».

Вот и всё… Орехов бросил тоскливый взгляд на кровать. Если ляжет сейчас, то сможет поспать часа три до того, как начнётся первая лекция. Был бы он студентом, то, не задумываясь, предпочёл бы дневники деда, но он аспирант. Его ждут студенты. Те самые, что могут прогулять, когда вздумается. Но кого он обманывает? Он не заснёт. Это значит, что прямо сейчас он откроет последнее, что нашёл в коробке. Тетрадь. Гораздо более новая. Эти записи не стёрты и ничем не измазаны, хотя чернила, конечно, потускнели.

Здесь уже есть даты.

Почему Отто не указывал даты, когда писал заметки во время войны? Если бы прадед это сделал, то он, Дмитрий Орехов, добился бы издания. Этому блокноту цены нет! Но солдат Отто отмечал лишь время суток.

Луна. Закат. Деревня Чурмилкино.

Это — всё.

Дмитрий пил кофе маленькими глотками. Ему казалось, он понимает, почему его прадед поступил именно так. Юноша не хотел встраивать всё происходящее в реальный мир. Подобная жестокость просто не имела права на существование! Отто оставил своему неизвестному читателю шанс. Маленький шанс сказать себе, что всё это неправда.

6 мая 1971года

«Ночью видел карлика в длинной, до пола, рубахе. Он сказал, чтобы я сегодня на работу не ходил, не то быть беде. Не знаю, почему, но я его послушал. Жену с дочкой проводил, а сам позвонил начальнику. Соврал, что из ЖЭКа должны прийти. Часов в двенадцать почувствовал запах дыма — соседка забыла выключить утюг. Начался пожар. Я успел раньше служб. Выломал дверь. Уже занялись занавески.

Я знаю, кто это был. Домовой. Я вижу леших и домовых, потому что у меня есть… волшебный гребень.

Молчи, Отто Орехов. Молчи! Не то окончишь свои дни в… Как это называют русские? В «жёлтом доме»?».

18 сентября 1971года

«Уже пахнет осенью, но всё ещё по-летнему тепло. Я сказал Оле, что был в этих местах юношей на войне, но она, конечно, не понимает, что я сейчас чувствую. Это хорошо. Я, наверное, унесу с собой эту тайну».

«Гребень теплеет, когда подъезжаешь к этим местам. Лес… Он нам улыбается! Я вижу тени. Вижу каких-то странных существ, словно сотканных из тумана. И мальчика. Мальчика с мёртвым лицом. Один из тех детей, что исчезли после того кровавого ритуала. Я стараюсь не вспоминать, но его лицо не могу забыть. Он отличался от остальных. Он был… Не живым. Не знаю, как объяснить, но его призрак ходит по лесу.

Что это? Стресс войны? Я… схожу с ума? Даже если и так. Я не знаю, что это за магическая вещь. Гребень. Но всё это время мне казалось, он пьёт из меня жизненную силу. А сейчас… Столько сил! Я чувствую, что счастлив».