Черт-те что и сбоку бантик

– Понятно. А я сразу после школы выскочила замуж за свою первую любовь. Прожили два года и разбежались. Эти юношеские браки… такая гадость. И я подалась в Москву, я же из Самары. Поступила в педагогический и подрабатывала репортером на радио. Весело жила. Потом пошла на телевидение. Сперва только бумажки подшивала да за пивом бегала. Но постепенно стала себя проявлять, меня заметили. А потом влюбилась как бешеная в одного… Все забыла. И родился Борька. А папаше приспичило в Европу ехать. Я отпустила. Он и слинял благополучно. Спасибо, мама на первых порах Борькой занималась, а у меня вдруг карьера поперла… стала шеф-редактором, а однажды Проваторов заболел, и я его в эфире заменила. Продюсеры обрадовались, свежее лицо, бойкий язычок… Ну, подсиживали меня… Но я плевать хотела.

– А Борькин отец как-то проявляется?

– Нет. Говорю же, сгинул.

– А у тебя кто-то есть?

– Есть. Но это не любовь. У нас замечательные ровные отношения. Но крыша у обоих на месте. И знаешь, меня это устраивает.

– Он женат?

– Да. И слава богу. Мне муж без надобности. У меня мама с папой, я их в Москву перетащила. Папа нашел в Москве прекрасную работу, он у меня замечательный врач-офтальмолог. Хорошо зарабатывает, а мама с Борькой.

– Они с тобой живут?

– Да. А как иначе? Мы сменяли мою двушку-малютку и их роскошную трехкомнатную в Самаре на вполне приличную трешку и живем…

– И ты сейчас никого не любишь?

– Слава богу, нет! И не смотри на меня с такой жалостью! От этой любви одна морока. Ты вот сейчас небось думаешь, ой, а как я с ним сегодня встречусь на глазах у всех. Так ведь?

– Так, Танечка, так.

– И что тебе надеть?

– А как же!

– Ох, Наташка, знаешь, я еще удивлялась, когда Кузьмин про тебя спросил, у него лицо какое-то странное было…

– Чем странное?

– Я тогда не поняла, я теперь понимаю – он боялся выдать свои чувства…

Глеб Витальевич колдовал над бараниной и думал: как мне сдержать себя, не броситься к ней на глазах у изумленной публики? Я так завидую своим мальчишкам… Они сейчас скорее всего видят ее, но их это не повергает в такое смятение, что начинают дрожать руки. Интересно, она им понравится? Это было бы так здорово… Это же важно, чтобы они нашли с ней общий язык. Ему даже в голову не приходило, что Наташа может не стать его женой. Дочка у нее очаровательная, и я, кажется, вчера сумел ее расположить к себе. И это даже хорошо, что вчера Наташи с ними не было.

В час вернулись мальчишки.

– Папа, помощь нужна? – предложил Юрка.

– Пап, я пойду, поиграю? – спросил Ленька.

– Иди, играй. Юр, а ты мне помоги, накрой на стол.

– Нет, я лучше огонь разведу, пора уже…

– Нет еще, я угли готовые купил. Успеется. А ты загорел.

– Папа, а эта женщина…

– Какая женщина?

– Мама Аськи…

– Что с ней?

– Ничего. Просто приятная и очень привлекательная…

Волна идиотской ревности захлестнула Кузьмина.

– Да она тебе в матери годится.

– Дааа? – как-то тонко усмехнулся Юра. – Пап, ты чего это покраснел? Слушай, а это не из-за нее, случайно, все эти семейные передряги у нас, а?

– Не говори ерунды, – пробормотал Глеб Витальевич, отвернувшись от сына.

– Ага, теперь многое становится понятным. Пап, ты не парься, я все равно живу отдельно, Ленька вообще телок, ему лишь бы клавиши под руками были… Она вполне клевая. Совершенно не похожа на мать и ее подружек. Знаешь, я иногда думал, глядя на вас с матерью… Что вас могло свести и как вы вместе живете…

– Между прочим, твоя мать очень красивая женщина…

– И только-то?

– В молодости это очень важно. Сам, что ли, не понимаешь?

– Просто мне такой тип женщин противопоказан.

– Она такой не была. Она была вполне нормальной девчонкой, которая вышла замуж за вполне бедного парня. А вот когда я раскрутился, пошли деньги, да еще и окружение соответствующее…

– Папа, в вашем окружении все-таки не одни глупые гламурные стервы были. Вот, к примеру, жена Валентина Сергеича… Или Маша Темникова… Да их не так уж мало. Просто, видимо, мадам Кузьмина неверно выбирает курс…

И вдруг до Глеба Витальевича дошло – а ведь Юрка уже давно не называет мать мамой, уже несколько лет зовет ее как бы в шутку «мадам Кузьмина»… Он совсем не любит мать? Но почему? Мне всегда казалось, что Людмила хорошая мать. Черт знает что, я со своей работой все проворонил, чудо еще, что парни такие выросли…

– Юра, а вот скажи мне, коль скоро уж у нас пошел откровенный разговор. Ты… совсем мать не любишь?

– С добрым утром, папочка! – засмеялся Юрка. – Только проснулся? Да, папа, не люблю. Причем уже давно, лет с одиннадцати…

– Но почему? Мне казалось…

– Понимаю, тебе даже перекреститься некогда было. Говорят же, когда кажется, креститься надо.

– Боже мой… И все-таки, почему?

– Это сложно, папа. Понимаешь, я… Ты редко появлялся дома, но даже в эти редкие часы, а иногда минуты, я знал и чувствовал, что ты меня любишь, что я тебе все-таки нужен, и с тобой мне всегда было тепло, а с мадам Кузьминой…

– Юр, ты несправедлив! Возможно, она…

– Папа, ты меня спросил. А я ответил. Ответил совершенно честно и откровенно.

– Ты ревновал ее к Леньке?

– Нет. Нисколько. Я Леньку люблю. И тебя люблю. А ее – нет!