Черта

Появление еврейской линии в русской истории связано с политикой внешней. Одним из ее больных вопросов в XV веке были взаимоотношения с Крымским ханством. Посредником в сложных дипломатических переговорах между Москвой и Крымом стал еврей Хозе Кокос, богатый купец из Кафы, как тогда называлась генуэзская крепость на территории Феодосии. Активная переписка между ним и великим князем касалась не только высокой дипломатии – Хозе решал практические задачи, связанные с выкупом пленных и отправкой их на родину, в Московию, а также с возвращением из Крыма в русские церкви православных святынь. Одним из курьезных элементов переписки стала проблема языка общения, языка первого диалога московского государя с евреем. Не имея при себе переводчиков с иврита, великий князь высказал требование, чтобы Кокос «жидовским письмом грамот не писал». Поскольку эта переписка продолжалась более десяти лет, надо полагать, что проблема языкового барьера была решена.

Первых евреев, пытавшихся поселиться в Москве на постоянной основе, можно отчасти считать, используя историческую аналогию, жертвами «дела врачей». Они приезжали в Московское царство, имея возможность найти здесь применение своему искусству врачевания. Первый из них – Леон, венецианский еврей, – в 1489 году был зван в Москву для лечения старшего сына великого князя. Собственных квалифицированных медиков в оторванной от центров европейской культуры Руси тогда не было, и проблему решали приглашением заморских лекарей. Но познания Леона в медицине не помогли спасти царевича – речь шла не о болезни пациента, а об отравлении наследника престола (предположительно, коварной мачехой). Обвинение в трагическом исходе, что было вполне предсказуемо, пало на приезжего врача, и он, по обыкновению тех лет, был казнен.

Столь же трагически в конце XVII века закончилась служба в Москве его коллеги, польского еврея Стефана фон Гадена, в судьбе которого было немало замысловатых поворотов. Из Польши фон Гаден попал в Киев, оттуда приехал в Москву в качестве врача, хотя сведений о его медицинском образовании не сохранилось. Проделав путь от цирюльника и лекаря до доктора, переходя при этом последовательно вначале в лютеранство, потом в католичество, затем в православие, он сделался придворным доктором царя Алексея Михайловича. В период борьбы за власть между Нарышкиными и Милославскими фон Гаден был обвинен в отравлении царя Федора и во время бунта поднят на копья и изрублен ворвавшимися в Кремль стрельцами.

Обратим внимание однако, что, в отличие от жертв «дела врачей» середины ХХ века, медикам в средневековой Руси при расправе не ставили в вину их еврейское происхождение.

Нечасто это обвинение предъявлялось и в период правления Петра I. В его ближайшем окружении, названном Пушкиным «птенцами гнезда Петрова», были люди с самыми разными корнями. Один из них, Петр Шафиров, сын польского еврея, сопровождал молодого царя, когда тот устремился в Москву для подавления очередного стрелецкого бунта. Впоследствии Шафиров оказывал России услуги поистине неоценимые: однажды он даже спас жизнь Петру, обеспечив дипломатическими усилиями выход армии вместе с государем из турецкого окружения во время Прутского похода. Однако позднее, когда в результате придворных интриг Шафиров оказался под судом, ему все же припомнили еврейское происхождение, которое он якобы скрыл. Обвинение, впрочем, было легко опровергнуть: его отец, попавший в русский плен во время войны с Польшей, крестил сына, и Шафиров с полным правом считался православным.

Но подлинная еврейская страница в истории Москвы началась, конечно же, после присоединения западных земель, или, иными словами, с наступлением эпохи Черты. Одними из первых на московский рынок устремились купцы из белорусских городов и местечек, и это сразу же вызвало недовольство московского купечества, которое обратилось к властям с просьбой изгнать конкурентов. Интересным было содержание прошения – фактически первого документа, претендовавшего на регулирование пребывания евреев в древней столице. Московские купцы честно заявляли, что не имеют религиозных и национальных претензий к иноверцам, признавали их превосходство в делах торговых и сетовали, что не могут на равных конкурировать с еврейскими купцами.

Последовал ответ и от еврейских купцов. Один из них, по фамилии Мендель, в частности, писал, что приехал в Москву честно вести торговые дела и что уехать он не может, поскольку московские купцы не отдают взятое в долг. Мендель купил дом, записался в купеческую гильдию, заплатил пошлины и стал проживать в Москве постоянно на законных основаниях, развернув торговлю, в том числе и заморскими товарами. Вслед за ним и другие купцы – Евель, Израиль, Янкель, Хаим – начали опровергать наветы местных недоброжелателей, объясняя, как устроены их торговые дела, как они получают прибыль, ведя скромный и трезвый образ жизни, уплачивая высокие налоги и соблюдая все законы.