Черта горизонта

В первый же вечер Татьяна Алексеевна спросила, какие у меня планы на следующий день. Я ответила, что собираюсь в гости к Марии Сергеевне.

— К Марусе… — задумчиво сказал Арсений Александрович. — Мы с ней очень давно дружим. И начинали вместе. Она удивительный поэт.

Судьба за мной присматривала в оба,
Чтоб вдруг не обошла меня утрата, —

начала вполголоса читать Татьяна Алексеевна.

Я потеряла друга, мужа, брата,
Я получала письма из-за гроба, —

подхватил Арсений Александрович.

Она ко мне внимательна особо
И на немые муки торовата, —

читали они уже в два голоса. Так и дочитали стихотворение до конца.

Когда я пришла к Марии Сергеевне, то сразу же рассказала об этом.

— Спасибо, — сказала она. И по лицу ее было видно, что она взволнована.

В этот раз Мария Сергеевна спросила меня, каких поэтов я особенно люблю. Я перечислила почти всех, кого она называла в письме, добавив к ним Булата Окуджаву и Вадима Шефнера.

— Окуджаву я тоже люблю. Вот Шефнера, к сожалению, не помню, — смущенно сказала она.

Я прочитала два очень любимых мной стихотворения — «Отлетим на года, на века» и «Переулок памяти».

— Поразительные стихи! — ахнула Мария Сергеевна. — И как это раньше я их не знала.

Когда я заметила, что она радуется чужим стихам, как своим, Мария Сергеевна удивилась:

— А как же иначе?

…Зная о давней дружбе Марии Сергеевны с Анной Ахматовой, я попросила ее рассказать об Анне Андреевне. Вот что я запомнила из этого рассказа, а вечером записала:

«Николай Николаевич Пунин называл Марию Петровых ведомая. Она боготворила Пастернака, а Ахматову просто ценила. И вдруг в 1933 г. пошла к ней („нагло“, как сказала сама) знакомиться.

Анна Андреевна лежала в полупустой комнате, была очень худа. Когда Мария Сергеевна вошла к ней, поднялась. Петровых читала свои стихи.

Анна Андреевна спросила, где она остановилась.

— У Р.

А на следующий день Мария Сергеевна была дома, когда ей сказали: „К вам пришли!“

Это была Анна Ахматова — в узкой фетровой шляпе, облегавшей голову, удивительно шедшей к ней, к ее огромным серым глазам.

С этого и началась их дружба.

Ахматова была бесконечно добра. Она делала Марии Сергеевне бесценные подарки: покупала у букинистов свои ранние книги и дарила ей с автографом.

Однажды подарила великолепный перстень. Это произошло в доме Ардовых, примерно в 1957 году. Мария Сергеевна не хотела брать, а Борис Пастернак, лукаво поигрывая глазами, уговаривал взять. (Теперь этот перстень хранится у дочери Марии Сергеевны.)

Он был очень велик, Мария Сергеевна вообще не носила колец, — вот он и лежал у нее в коробочке на столе. Однажды Анна Андреевна, в то время жившая у нее, спросила:

— Что это за перстень?

— Да это вы подарили!

— Я? Не может быть!

— Анна Андреевна, об этом знают Пастернак и Ардовы…

С трудом припомнила.

К Анне Андреевне ходило множество народу. Марии Сергеевне приходилось выходить на остановку автобуса встречать их.

Ахматова говорила:

— У Маруси вторая стадия: я только не отвечаю на письма, а она уже не распечатывает их».

* * *

В мае 1974 года я приехала в Москву вместе с мужем, и Мария Сергеевна предложила, чтобы мы пришли к ней вдвоем. С большой любовью говорила она в этот день о стихах Давида Самойлова и об их авторе, радовалась выходу в свет книг Елены Благининой, Юлии Нейман. Вспоминала о В. К. Звягинцевой — какой у нее был удивительный голос…