Черта невозврата

– Не перебивай. Прошу. Я любил тебя с шестого класса. С того самого момента, когда ты появилась в нашей гимназии. Не говори ничего. Но ты, никогда не воспринимала меня, как…, – он замолчал, подбирая слова, – Ты меня всегда воспринимала как друга. А зря. Тебя никто никогда не любил, так как я. Я засыпал с мыслью о тебе и просыпался тоже. Тоже с этой мыслью. И сны мои… Мне всегда что-то снилось. Они были только с твоим участием. Это сумасшествие. Но это так.

Он замолчал.

– Говори, Мар, говори! – девушка неожиданно для себя заплакала.

Её слёзы капали на глаза, на бледные щёки, на точеный нос и пухлые губы парня.

– Не молчи.

– Я сильно переживал, когда ты уехала. У моих родителей в это время был развод и у меня не получилось переехать в тот же год. Но на следующий год я узнал, что у тебя есть другой. Это был не Грэг.

– Это было несерьёзно. Глупость.

– Глупость… Я же подумал, что всё уже решено. И решил не ехать. Пытался забыть тебя.

– Дурак!

– Дурак.

– Это я дура. Слепая, вздорная, взбалмошная дура!

– Ты лучшая. Лучшая. И этим всё сказано.

Он продолжал смотреть на неё мокрыми от её слёз, влюбленными только в неё, глазами:

– Жалко, что всё так получилось. Поцелуй меня, если можешь.

Девушка обняла его лицо двумя руками и нежно расцеловала.

Он отстранил её рукой и совсем тихо прошептал:

– Теперь иди. Я не хочу, чтобы ты видела, как я умираю. Ты и так натерпелась.

Марго ещё сильнее заплакала:

– Нет! Мар! Нет! – она порывисто стало целовать его лицо, – Ты не умрёшь! Нет!

– Уходи, уходи скорей, – силы покидали парня. Он кашлянул, и сгусток крови выкатился из угла его губ. – Всё! Это всё! Желаю тебе счастья!

Его тело затряслось в конвульсиях. Стас сгрёб девушку в охапку и потащил в третий салон.

– Нет! – она вырывалась изо всех сил, барахтаясь руками и мотая головой, – Почему все покидают меня? Почему?

У неё была истерика.

– Соня! Помоги мне! – Стас всё ещё с трудом удерживал девушку. – Принеси воды!

Соня в ужасе убрала ладони от лица и сорвалась с дивана, но путь на кухню ей преградил Винс. Он стоял с мрачным выражением лица, закусив верхнюю губу и тряся головой в знак несогласия с происходящим:

– Марий умер.

Это слышали все. Стас разжал объятья, выпустив Марго. Она смотрела в пустоту, засунув кулак в рот. Слёзы пропали. Истерика перешла в ступор.

Агния ещё до этого легла на диван в хвосте самолёта, где одиноко рыдала над своей долей.

Мёртвых завернули в постельное бельё и перенесли в хвост самолёта. Там совсем уже не было места и пришлось укладывать их штабелем. Но всем было уже не до церемоний. В живых оставалось десять человек.

С момента обратного вылета прошло уже семь часов.

Амалия собрала всех на совещание:

– Мы летим уже семь часов! Что будем делать?

Саша:

– Молиться!

Есения:

– Вот если бы ты не пил, а поступал, как настоящий мужик, мы были бы уже дома!

– Я-то в чём виноват? Я что ли бомбу распылил?

– А жить ты не хочешь?

– Да нас уже хватились. Уже, наверное, запеленговали.

Винсент:

– Ну, ты и мечтатель. Ещё скажи, что прилетит другой самолёт, а мы, как в американском боевике, через присоску переберёмся туда.

– Не знаю, может и так. А может, будем перебираться в корзине по проволоке, как в российском «Экипаже».

Стас:

– У нас горючего максимум на час.

Саша:

– Что предлагаете делать? Конкретно?

Амалия:

– Надо быть более активными. Если бы мы активно пытались спастись с самого начала, то никто бы не погиб.

– Я что ли виноват в смерти Леонида Вячеславовича, Мара, американца и этого урода – телохранителя?

Есения:

– Да не ты! Не ты! Но ты что сделал для нашего спасения? Водку пил?

– Я лечился. Я был отравлен. У меня не было сил.

– Все были отравлены. Но Мар встал и пошёл что-то делать, а ты с Винсом -бухать. Хотя Мар сильней тебя отравился – он во втором салоне был.

– Это ещё неизвестно, кто в каком салоне получил большую дозу. Телохранитель наплёл – а вы и уши развесили.

Виолетта:

– О чём ты споришь, Саша?

– Я справедливость восстанавливаю. А то на меня всех собак вешают: бухал, ничего не делал, не спасал. Между прочим – спасать пассажиров обязанность персонала. Вот вы с него и спрашивайте. И с этого, как его – телохранителя.

Амалия:

– Ну ты и субчик! А ты чего молчишь? – толкнула она Винса.

– Чего говорить? Всё предрешено – мы шлёпнемся. А Мару я даже немного завидую. Ему не страшно. Слушайте, давайте выпьем на прощание!

Амалия:

– Вот мужики у нас? Хуже баб. Что нам самим идти спасаться?

Винс прыснул:

– Ну-ну. Спасайтесь. Быстрее всё это закончится.

Саша:

– Виола, я должен тебе сказать, что ты мне всегда нравилась. Может плюнем на этих придурков и уйдём в первый салон.

Еся не удержалась и влепила ему звонкую пощечину:

– Засунь свой перстень себе в жопу.

Она ушла в середину самолёта, налила из открытой бутылки шампанское и залпом его выпила:

– Откуда берутся такие уроды?

– Ой-ой-ой! Теперь-то какая разница, – заёрничал Александр и тут же получил не менее звонкую пощёчину от Виолы. – Что-то меня сегодня лупят все, кому не лень. Я что – Пьеро?

– Говно ты! Полное говно, – Мала тоже попыталась его ударить.

Но он увернулся: