Черта с два!

— А этот, со шрамом? — на всякий случай спросила я.

— Не-а. Этого не видел.

Я призадумалась: если на фото бандиты (где один, там и другие) и проститутки… то почему тогда два милиционера предположительно из-за этой пленки убивают человека? Уж, верно, не из-за того, что запечатлены на ней скромные бандитские посиделки. Выходит, кому-то из этих двоих главных действующих лиц пленки быть среди этой публики не положено. Возможно, старший — это милицейский чин. Тогда все выглядит вполне логично: предположим, этот лысоватый, являясь ответственным работником, якшается с бандитами, чему есть вещественное доказательство: пленка. Кто-то, предположительно Андрей, пытается его каким-либо образом шантажировать. Лысому ничего не остается, как послать к нему своих людей. Что-то происходит, и они убивают Андрея, так и не заполучив пленку. Невольными свидетелями всего этого оказываемся мы с Денисом, поэтому неприятности и посыпались на нас, словно из рога изобилия. Если я права, у нас есть два выхода: вернуть этому типу пленку, в обмен на обещание тихой и спокойной жизни — я, безусловно, предпочла бы этот вариант, но обещания даются легко, а выполняются не всегда, второй вариант мне не нравился: найти людей, из милиции разумеется, способных решить эту проблему, передать пленку им и… жить как на бочке с порохом, ожидая, что из этого выйдет. В общем, перспективы не радовали. В обоих случаях ничего хорошего будущее нам не обещало, и я запечалилась. Свидетельские показания, суета, нервы — прощай спокойная работа, привычная жизнь и… сроки сдачи рисунков. Я глухо простонала, в ответ тут как тут возник внутренний голос:

«Нашла о чем переживать… Вспомни, каким воровским способом ты пробиралась в свою квартиру, а не хочешь ли опять на помойку?»

Посоветовав ему заткнуться, я попробовала мыслить здраво. Проблема ждет решения, доброхотов потрудиться за меня нет, следовательно, придется повкалывать самой. Первое, что надо сделать: выяснить, кто же такой этот лысый? А как, интересно, я это выясню? На улице к прохожим начну приставать с вопросом: «Не скажете ли вы, кто изображен на этой фотографии»? Можно пойти в редакцию какой-либо газеты (а можно ли будет выйти оттуда?) или прямиком в областную прокуратуру (а лысый как раз и есть прокурор или его близкий родственник), кажется, у меня начинается шизофрения, враги мерещатся за каждым углом. Но как-то я должна получить ответ на этот вопрос. Вот тут я вспомнила о Саше, своем соседе. Что, если позвонить ему, договориться о встрече и заодно переложить все свои проблемы на плечи малознакомого человека? В конце концов, почему бы и нет? Я — лицо гражданское, и заниматься проблемами чистоты рядов в органах не мое дело. Вопрос, захочет ли Саша со мной встретиться? С его точки зрения, я едва ли не преступница. Из дома сбежала, а нашему человеку незачем бегать из дома, если он чист перед законом. Опять же, предположим, Саша согласится, но как я узнаю, что он решил помочь, а не затеял сдать меня с рук на руки тем же органам, кстати, как милиционер, именно это он обязан сделать. Чушь какая-то… Я позвоню и поговорю с ним, а уж потом буду решать: стоит ему верить или нет…

Через десять минут я уже звонила Саше, дома его не оказалось. Я брела к машине, стараясь придать себе бодрый вид. Денис с сомнением поглядывал на меня с заднего сиденья.

— Чего? — спросил он хмуро.

— Никого нет, дома то есть. А рабочий телефон я не знаю.

— А он кто, этот Саша? Твой приятель?

— Он мой сосед. По-моему, хороший парень.

— У тебя с ним что было?

— Что значит «было»? — возмутилась я.

— То и значит. Одно дело — соседка, а другое — подружка. Ты ж не глупая, понимать должна. С какой стати тебе помогать, если вы чужие люди?

— С такой, что человек человеку друг.

— Это кто сказал? Я вот слышал по-другому.

— Много лишнего ты успел услышать в своей жизни. В общем, так, едем к твоей мамаше, роль похитительницы мне совсем не нравится. Решим этот вопрос, еще раз позвоним Саше, когда-нибудь он появится дома.

Я придала себе глубокомысленный вид, изо всех сил стараясь убедить мальчишку, что у меня есть какой-то план и я знаю, что нам следует делать. На самом деле я ничего не знала. Очень хотелось переложить все проблемы на чужие плечи, по возможности, широкие. Вернуться к любимой книжке, рисункам, привычной жизни… Стоп, об этом лучше не думать, не то я опять раскисну и, чего доброго, начну реветь. Денис сказал: я крутая, вот и проявляй свою крутость, действуй, одним словом.

По дороге к дому Дениса я еще раз нанесла удар по бюджету и купила мороженое: ему и себе. Денис скривился, но свое съел моментально, из чего я заключила, что передо мной вполне нормальный ребенок, который любит все, что положено любить детям в его возрасте. Себя я осчастливила, чтоб хоть как-то поддержать пошатнувшуюся веру в собственные силы, вкусное и сладкое действует на меня успокоительно.