Чертеж Ньютона

Москва встретила бесснежным предзимьем и женой, отчужденно-приветливой; но на этот раз меня не успели задеть ни взвешенный взгляд, ни заторможенность в ответах на самые простые вопросы, ибо я тут же переселился в лабораторию и очнулся только на третью неделю – после того как были распознаны все сканы, а полученный для обсчета массив в четырнадцать терабайт выложен распределенно на сервера. За это время Москва погрузилась в снегопад, утонула в долгожданных морозах и сугробах, город преобразился в одну ночь, просветлел, и после передышки в пару дней, проведенных на катке в парке Горького и на Воробьевых горах, я начал готовиться к обсчету, что технически означало прощупывание массива на предмет оптимизации – сжатия и разведывания подходящих структур, пригодных для метода. В целом это напоминало игру в снежки: прежде чем отправить снаряд в снежную крепость, мальчишки обхлопывают ладонями со всех сторон комок рыхлого снега, который, конечно, в таком виде далеко не полетит, но, если его половчей уплотнить, тогда точность и дальность возрастут многократно. И тут произошло трудно представимое – вот уже пятый день векторный анализ пространства массива не давал нужных результатов; попросту говоря, эти четырнадцать терабайт вели себя во многих местах как слитный кусок базальта, будучи гораздо плотней всех тех массивов, с которыми мне приходилось уже иметь дело. Такого не могло быть, это противоречило всему на свете, как если бы подобранный на дороге камень оказался ограненным бриллиантом. Означало данное обстоятельство только одно: массив, привезенный мною с Памира, уже был сжат.

Представьте: вы раскапываете бархан при помощи лопаты. Сухой мелкий песок податлив штыку. Вы археолог и работаете над барханом годы и десятилетия – в надежде отыскать в нем хотя бы осколки керамики, некие знаки канувшей цивилизации, по которым вы пробуете воссоздать часть минувшего, лучше понять мироздание. Вы настолько привыкли к тому, что лопата легко погружается в песочную тяжесть, что не верите своим ощущениям, когда она вдруг ударяется во что-то твердое. Вы смещаетесь по склону бархана и понимаете, что теперь под всей его поверхностью на глубине в полтора штыка находится нечто непроницаемое: стены, купола, площадь, улицы древнего города, неведомой цивилизации – кто знает?

Результат был настолько поразителен, что я не торопился удивляться и для начала разбил массив на части, чтобы поработать с каждой отдельно. В ночь после завершения предварительного анализа я отправился побродить по квартире, услыхал разговоры на кухне, женские голоса – это были посиделки жены с подругами; я потоптался в коридоре, расслышал, как поминали тещу, как всхлипывала Юля, но заглянуть не решился и улегся в кабинете, краешком мыслей обращаясь к обнаруженному обстоятельству несжимаемости, боясь задуматься о нем всерьез, чтобы не свалиться в бессонницу.

Утром я зашел на кухню, там было стерильно: ни крошки, ни бокала, – верный признак, что жена пригуляла накануне; позавтракав в «Крошке-Картошке», я явился в институт и включил печку – кварцевую лампу, малиновым жаром занявшуюся на кирпичах, составленных колодцем на полу; так я обогревал свое логово, уставленное книжными шкафами, этажерками со всякой всячиной, включая научные журналы, камни и альбомы марок, фотографию в рамке со станции «Памир-Чакалтая»: голые по пояс первокурсники на фоне гор держали над головами свинцовую кассету; за фоткой шли коробочки с блеснами и мушками, несколько трубок, которые иногда я брал в зубы, чтобы почуять невыветриваемый кислый вкус табачной смолы; существенную часть «лабы», как любовно в институте многие называли свои закутки и убежища, занимал серверный стенд.

Я присел к дисплею, загрузился в терминал и первым делом стукнулся к Ваське Уразметову.

– Вась, я сгонял на Памир, привез кое-что.

– Не заставляй меня нукать.

– Ты можешь сейчас говорить?

– Ну.

– Можно я к тебе приеду?

За деревней Калиново у поворота на Тарусу автобус миновал мемориальный Т-34, стоявший на пригорке, и я стал собирать сумку, готовясь к выходу. Вскоре я сидел напротив Васьки с пивом в руке.

– С чем пожаловал? – спросил он и прищурился. – Снова в плену фантазий?

– Как успехи, Базилеус? – глядя ему в глаза, спросил я.

– Наше дело безнадежное.

– Ясно, – кивнул я. – Развлекаешься, в общем.

– Каждый из нас забавляется по мере сил и умения, – пожал плечами Вася. – Ты вот тоже не на каторгу на Памир катался. Колись, что привез?