Черти-Ангелы

Ещё мы купались, ага. Прям в одежде. Я-то  не собиралась. Ни купальника, ни полотенца не взяла. Но оно и в шортах, кстати, ничего. Правда, когда вернулись, я замёрзла. Потому что вдруг набежали облака, подул ветер. Я даже решила, будет дождь. И там, на берегу, никому ни говори, Дневник, ладно, а то подумают, что я сумасшедшая, там на берегу я обернулась. Зачем, вот зачем? Дура какая-то. Я увидела, что наши венки прибились к разным берегам. Испугалась! Будто то, что они не вместе, пророчило о разлуке. И я, блин, я схватила его за руку, и чуяла, что сейчас разревусь, как ребёнок!

Изба. Луч солнца на полу. Раскрытое окно.

С небесных плеч сползает лоскутным одеялом

Новый день. Спит на полатях Ангел, сладким сном.

Я разбудить его хочу, а как – не знаю.

Ему покосы снятся, душистые стога.

И яблоки в траве – как россыпи жемчужин.

Так сладко спится под запах пирога,

И кваса, что томится в запотевшей кружке.

– Проснись,– как жаль будить, но я шепчу, – проспал!

Беда, как туча в небе, посмотри, темнеет за окошком.

– Оставь меня, – в ответ бормочет, – я устал.

Давай вы сами. Без меня. Немножко…

Да, да! Мы сами, сами, Дневничок», – вытерла я набежавшие опять слёзы.

Ты не посмеялся надо мной тогда, нет. Наоборот. Как-то догадался, что встревожило, и просто сказал:

– Ерунда. Это всего лишь река. Её всегда можно переплыть. Понимаешь?

– Да, – обрадовалась я, и повторила, как заклинание, – её всегда можно переплыть.

«28 августа.

Приехал папа. Вечером возвращаемся домой, в Ростов. Твёрдо решил забрать меня сегодня! Что делать? А вдруг вечером Он приедет? А меня нет! Как уехать и не увидеться, не попрощаться! Это просто невозможно!» – я вытерла слёзы. Не-воз-мож-но! На деле оказалось – возможно. Как я ни клянчила, как ни умоляла остаться ещё на денёчек, отец был непоколебим. И пусть Галина Михайловна, мачеха, утверждала, что у меня упрямый «папочкин» характер, в этой борьбе я уступила. Уразумела бесполезность унижений, молча собиралась. А после родитель поволок, в буквальном смысле, меня на вокзал. Весь путь вертела головой по сторонам, в надежде встретить тебя.

– Шею свернёшь, – заметил отец мои трюки.

В вагоне сделала вид, что сплю. В душе рыдала. Вдоволь наплакалась о своей несчастной судьбе. Устала. Уставилась в окно. За мутным стеклом мелькали картинки уходящего лета, в голове зазвучала любимая песня Цоя: «А за окном сказка с несчастливым концом. Старая сказка…». Природный калейдоскоп и музыка принесли успокоение. Август заканчивался. Желтела трава, редели рощи, в воздухе запахло кострами.

«Конец лета, – думала я, – логическое завершение романа. И пусть только в моём воображении, но ведь что-то же было, было между нами! Благодарю лето! За этот дар – за наши встречи, за тебя. Не грущу! Радуюсь, – сказала себе, – тому, что это всё-таки было, а ведь могло и не случиться!

Август с рябью на реке,

В листьях спелой кукурузы,

В дынях, персиках, арбузах

Ты спешишь на встречу мне!

И в венке из чёрной сливы

Я стою на берегу.

Буду самой я счастливой,

Я умею, я могу!

Попрощаюсь с жарким летом.

Август, август, догорай!

Закружится в жёлтом цвете

Мой родной ростовский край!

Запах скошенного сена,

Мяты и речной воды

Выручат меня из плена

Снежной озорной зимы!»

«Лето», – написала я пальцем на пыльном стекле и нарисовала сердце, пронзённое стрелой. Увидела, что отец возвращается из тамбура после перекура, стёрла художества одним движением руки: «Никто не узнает о моих чувствах, никто!».

Ростов встречал пыльными, душными объятьями.

– Ну, вот мы и дома, – произнёс отец, – соскучилась?

Я пожала плечами.

Глава третья.