Черти-Ангелы

Мы так опешили, что дружно промычали: «Всеее».

– Як уси? – женщина встряхнула серьгами.

– А так, – рассмеялась Оксана.

– Да чём дело-то? – закипела Алинка.

– Та ни в чом, – всплеснула руками незнакомка. – Ну от вы две малявки ще, – посмотрела она на Аню с Оксаной, – а ты, чернява, мабуть, Славки мово, а белява, мабуть, Галкиного охламона будэ.

Мы выпали в осадок. Хлопали ресницами, а я к тому же в свекольный столб превратилась. Алинка очухалась первая.

– И дальше чё? – встала она с лавки.

– От прийшла побачить, шо за дивчины таки. Окрутили хлопцив. А бабки мине кажуть – твий Славка на пэрроне бул. Та не один. Думала – брешуть. И ще в яку рань! В жисть не лизла в його гульки, да прям разпирае, ни можу. Шо за дивчата, шо наши хлопци с питухами вскачили, а? И ладно, мий ще юбочник, на усё пидэ, но, шоб Галкин?! А я бачу – ничо'го дивчины, гарни. Мабуть, и оболтусы наши с такыми справными за ум визьмутця! Ну, ладно, дивоньки. От побачила, серденько отвила, пиду, – мать Славки, если мы правильно поняли, поправила косынку на голове, подмигнула нам и пошла восвояси.

– Я в отпаде! – перевела дух Алинка и ущипнула меня, – Эй! Ты чего, умерла?

– Я в ужасе. Что это было?

Подруга ухмыльнулась:

– Не, не так. Надо – шо це було?

– И шо це було? – послушно повторили мы втроём.

– Смотрины, – хихикнула Алинка, – интересно, хлопци в курсе? И чё ты в ужасе? Не твоего ж мамаша приходила. Не Галка! А меня эта тётка приколола, никаких тебе скандалов, никаких истерик. Ты хоть догнала, чё нас одобрили?

– Это тебя одобрили, а беляву – ещё неизвестно, – я вроде пришла в норму.

– Ой, не бзди. Щас моя пойдёт к твоей, расскажет, яки мы гарни да справни дивчины, и всё будет тип-топ. Жди сватов с гармошкой.

Мы в который раз переглянулись и расхохотались, хором воскликнув:

– Но шобы Галкин?!

Глава четвёртая.

Жизнь похожа на детский мячик. Ещё недавно он катился медленно, плавно огибая препятствия на пути. И я всегда знала – в какую сторону. И вдруг по нему ударили. С силой. Оглянуться не успела, как – «мой весёлый синий мяч, ты куда помчался вскачь?». И бегу за ним вдогонку, пытаюсь поймать, взять в руки, но он, вернее она, моя жизнь, ускользает, подпрыгивает в разные стороны. А я никак не могу угадать, куда занесёт её сейчас.

«24 октября.

18-00

ОН ПОЛОМАЛ РУКУ! Дневник, вот скажи, как? Ну как такое могло случиться? Почему? За что?! Куда-то поехал на мотоцикле и упал. Теперь мать никуда не пускает, «Минск» заперла. Он ходит только в школу. Чуть ли не под конвоем родственников.Так сказал Славка. И теперь неизвестно, когда мы увидимся!

Я надеялась на осенние каникулы, но и они под угрозой. Папа ездил в деревню. Что  там наплели о нас с Алинкой всякие бабЛюбы, чё насплетничали, я не знаю, только вернулся злой, как собака. И пьяный. Кричал, что мы в шалавы готовимся, что дружить мне с Алинкой запрещает, что в деревню я больше не поеду. И вообще, такое нёс, уши вяли! Только, чего б ни делал, с Алиной я всё равно дружить буду. И к НЕМУ, если надо будет, по водосточной трубе слезу, и уеду в Донской, хоть и с пятого этажа!!!

21-00.

Теперь мы не разговариваем. И всё равно, Дневник! Я считала отца другом, а он самый настоящий предатель! Но ты знаешь, я и это переживу. И другое тоже. И ничему не удивляюсь. Разве могло быть по-другому? Не зря я боюсь счастья. Потому что за него всегда надо платить. Всегда! И я платила. И сейчас расплачиваюсь…».

Ребёнок, рождённый в знак примирения. В любви, на радость всем, с надеждой. Дочка долгожданная, младшенькая – это я. Девочка, которая плачет и кричит родителям: «Сейчас задушу себя, если вы не перестанете!» – тоже я. Как ни старались они, разбитую чашку не склеить. Когда была не права народная мудрость? Трещина-то осталась. Тяжело быть свидетелем краха семьи, быть орудием в руках двух некогда любящих людей, быть щитом и мечом. Первый счёт. Первая плата.