Черти-Ангелы

Когда однажды вечером

В любви признался ты.

Дурманом сладким веяло

От слова твоего,

Поверила, поверила

И больше ничего.

Один раз в год сады цветут,

Весну любви один раз ждут.

Всего один лишь только раз

Цветут сады в душе у нас,

Один лишь раз, один лишь раз.

Папа ходит вокруг, будто кот около крынки со сметаной, дразнит:

– А бога нет, Александра Ахметовна. Это я, как ответственный партийный работник, вам заявляю! – сам же сдобы отщипнёт и – в рот.

– Вот я тебе дам – нет, Витька! Ишь, коммуняка какой выискался! Изыди, сатана! Сейчас, поди, всё съест и печь будет нечего, – сердится, машет бабушка на отца передником, а во взгляде – смешинки. И в том сне, или яви, на душе у меня ощущение света, защиты. Чувства чистые, ничем не замутнённые, растут, заполняют грудь, теснятся, выплёскиваются тёплыми слезами, они тут же сохнут и оставляют дорожки на щеках. И, если это был сон, то он растаял, как первый снег, а, если правда – то навсегда осталось в прошлом, потому что нет теперь у меня этих чувств, ожидания чуда – нет.

«13 апреля.

Я обещала больше никогда, никогда не приезжать в Донской. Никогда – слово резкое, тяжёлое, а сказать – легко. Особенно в сердцах. Словно камень в воду бросить. Но – Пасха. Лена позвала. Папа пристал – едь, едь. Если не согласилась бы, начались бы распросы, подозрения, а я – не хочу.  И потом: вдруг я всё-таки Его увижу? Что он сделает, что скажет? В общем, съездим на Пасху – и больше никогда!».

С порога Лена нагрузила поручениями по дому и новостями: она рассталась с Вадиком, он женится, а на той неделе чуть не погиб. Мы с Алинкой ахали, не знали на что и как реагировать. Сестра рассмеялась: уж не думали ли мы, что у них всё серьёзно? Так, для здоровья, если понимаем о чём речь. Переглянулись – понимаем. Вздохнули с Алинкой одновременно.

– А почему чуть не погиб? – всё же спросила я.

– Возвращался из командировки, его колхоз послал за зерном, на грузовике, несколько тонн вёз. При повороте на мост, машину повело из-за тяжести. Начал скакать по дороге как лягушка, зерно то туда, то сюда, руль не слушается, на встречку вынесло, уже на самом мосту. А там – автобус рейсовый, из Петровки, на Ростов, битком набитый людьми. И Вадим тогда, чтобы избежать столкновения лоб в лоб, крутанул баранку в сторону, грузовик  врезался в ограждение, выбил его и упал в реку, – тараторила Лена.

– То есть он знал, что может погибнуть, и всё равно выбрал этот вариант? – поразились мы с подругой.

– Да. И другого-то в принципе не было. Потом Вадик рассказывал, что несколько секунд кабина раскачивалась над водой, он тогда ещё успел подумать – п…ц, и машина рухнула. Очнулся на пассажирском сидении, а руль вошёл от удара в спинку водительского сидения. Если бы он пристегнулся, или кто-нибудь с ним ехал рядом, Вадик не выжил бы. А так вылез: кабина на бетонных блоках, что на берегу лежали, кузов в воде. Автобус остановился, люди помогли Вадиму залезть на мост. А донские наши уже с вёдрами бежали – зерно из воды вычёрпывать.

– Ничего себе! Ну, он – герой! – восхитилась я.

– Так уж и герой, – буркнула Алинка, и пихнула меня в бок, – ты забыла, он Лену бросил, на другой женится. И вообще, не нравится он мне. И ты, давай, поменьше восторгов! А то знаю, что после них получается.

– Да не нужен он мне, – взбрыкнула я, – что ты ищешь чёрную кошку в тёмной комнате? Особенно, когда её там нет. Мне никто не нужен!

«15 апреля. 14-00.