Черти-Ангелы

Последний звонок прозвенел, прозвучали стихи, песни, напутственные речи. Мы с Алинкой с трудом сбежали со школьного двора: ребята звали с собой в парк, в кино, Лерка – гулять на набережную. Еле отвертелись и едва успели на электричку. Так и поехали, в форме. Наш вид вызывал улыбки у пассажиров, а мы буквально задрали носы – да, да, смотрите, какие нарядные и хорошенькие в отутюженных коричневых платьицах, накрахмаленных фартуках, с нелепыми нейлоновыми бантами, с чувством свободы – впереди лето, а экзамены – ой, ну их, кто помнит об экзаменах в конце мая?

Лёша встречал нас не один. Я насупилась. Алинка замотала головой – мол, она здесь не причём, её хата с краю: завязала вмешиваться в мои дела. Оказалось, не  очередной «жених», а – Вадик. Из приветствия и объяснений на скорую руку узнали, что у Лёшки при подъезде к вокзалу заглох мотоцикл, а Вадик мимо проезжал. Остановился, помог. Знакомы парни давно, по районному ДОСААФу. Учились на шофёров вместе. В благодарность Лёха Вадима пригласил рвануть с нами, за компанию. Я глаза закатила, а новую истерику – не стала. Хватило прошлой. Да и Алинке испортить очередное свидание – уже форменное свинство. Молча села, стараясь не касаться Вадика.

Парень, конечно, «хорош», подумала. Свадьба на носу, а он с малолеткой рассекает по полям, по весям. По карьерам. Но прежде заехали в магазин за хлебом, Лёша забыл из дома взять. Зашли все вместе. Лёха покупал, расплачивался, трындел с продавщицей и с нами одновременно: расписывал место как мистическое, обросшее легендами и загадками. Во, Цицерон! Раньше добывали в карьере песок, потом бросили. Почему – неизвестно. Купаться в нём опасно. Глубина – неимоверная, прям Марианская впадина местного масштаба, можно нырнуть и не вынырнуть: вода ледяная, пески засасывают и прочие страсти. А сколько там утопленников, машин в него сброшенных – никто не считал. Того и гляди, из тёмных волн выйдет Лох-Несское чудовище!

– Но водичка прозрачная, как самогон двойной перегонки, – рассмеялся Вадик.

– И песочек мягкий, чистый, вы такого не найдёте у себя в Ростовах, – нахваливал Лёшка, – тенёчек даже есть, клянусь своей треуголкой!

– Ну, если тенёчек, – хмыкнула Алинка, – тогда другое дело. Помчали давай. Тоже мне барон Мюнхаузен нашёлся!

И мы помчали. Никогда, мне казалось, я ещё не видела неба, такого ясного, яркого, как поле васильков; таких листьев нежных, сочных, ещё не опалённых южным зноем и оттого сияющих юной зеленью, дрожащих от шёпота ветра; не ощущала такого солнца, ослепительно белого, но с ласковыми лучами. Банты улетели. Причёски растрепались, юбки помялись. Но ни я, ни Алинка не расстроились: ведь, когда мотоциклы остановились на пригорке, и Лёха гордо произнёс: «Смотрите! Ну, что я говорил?», широким жестом обвёл кругом, восхищённо ахнули. Перед нами карьер – вода, что твой сапфир в золотой оправе, из песка.

Я стояла на крутом обрыве, счастливая, словно исследователь вулканов, который добрался до заветного кратера. И одинокая, будто пылинка, что медленно кружила и падала, падала в пропасть огромного, безжалостного мира.

«25 мая 23-00.

Еле успели на последнюю элекртичку. Лёшка не врал, Дневник. Изумительно! Когда мы спустились к карьеру, дух захватило. Можешь себе представить, синеву над собой и под ногами? Только над головой она дышит покоем, а внизу темнеет холодной угрозой. Когда чувствуешь ласковую ладонь на волосах и озноб одновременно, аж зубы сводит, потому что коснулся воды ступнями, как будто в горный родник вошёл. Это он, карьер. И на Земле можно найти космос!

А ещё с нами ездил Вадик. Спросил, почему я не приезжала на майские в Донской, не отмечала праздники там? Намекал, что кое-кто присутствовал. Пофигу. Хочу забыть навсегда, хочу…».

Вычеркнуть! Вычеркнуть тебя из жизни. И, если встречу когда-нибудь случайно, то пройду мимо, не волнуйся:

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

Июнь встретил ласково, словно отец дочку: сел на корточки и распахнул объятия. И бежишь к нему на встречу – сердчишко, что зайчонок тарабанит лапками по барабану; помнишь, что строг – экзамены, нелюбовь, но бежишь – душа пищит от радости. Вот, он какой июнь!

«4 июня.