Черти-Ангелы

Ростов расцвёл платьями, яркими тентами уличных кафе, рассыпал бисер жёлтых бочек с квасом. Манил качелями на Левбердоне и прогулками на теплоходах. Автоматы с газировкой призывно урчали. По три копейки с сиропом, по одной – без. И тётя Рая с выпечкой у гостиницы «Московская» перешла с синих теней на веках – на зелёные перламутровые.

Лето! Гуляли каждый вечер почти, и всё с приключениями. Задавал им вектор тот же самый неугомонный Сашка. То ему скучно просто так в кино сидеть. Там, на экране, Зита и Гита страдает, или Митхун Чакробарти танцует, страдая, весь из себя в полосатых гетрах, блестящий от люрекса и слёз, а у нас пацан зевает. А после, отзевавши как завопит, передразнивая Раису: «Беляши, беляши горячие, налетай, не скупись, будет самой лучшей жизь!». Зал шикал. Зал возмущался. Сашка продолжал, давая ценные советы «ну хто ж так бьёт, тетеря!» и нам казалось, что индийский хулиган вздрагивал и недоумённо озирался – где ему кричат? Нас выгоняли с сеанса, а мы закатывались от смеха. То у Сашки беда: поругался со своей девчонкой. Поехали, помирите, а, ребзя? Куда? Да тут рядом. Три дня лесом, два дня полем, в новостройки. Время одиннадцать, транспорт уже не ходит, в такси все не поместимся, значит – пешком. По дороге нас догнал одинокий троллейбус с табличкой «до депо».

Вадим на светофоре постучал в дверь:

– Эй, друг, подвези!

И ведь поехали, не веря своему счастью. В пустом троллейбусе, с ветерком, с песнями. Выгрузились на остановке, индейцами прокрались под кусты заветной пятиэтажки и ну орать: «Зо-я! Зо-я! Выходи!» – пьяные от веселья, юности. Пьяные без вина. Лёшка запел. Вадим засвистел. Мы с Алинкой уши закрыли, а сами глазами по улице шарили, пути отхода искали. Боялись, что как вызовут сейчас люди наряд, будет нам и Зоя, и серенады. Сашкина невеста спустилась от греха подальше, благо без родителей. Помирили, ура! В общем, не июнь, а мама – анархия, папа – стакан портвейна!

«24 июня. 23-00.

Только что вернулась, Дневничок! Из деревни, да. Из Донского, прикинь? Вчера поехала. Всё-таки. Аж не верится. Но отец пристал, надо помочь, надо помочь. Да и по Лене соскучилась, по племяшкам! Мы как дали стране угля – сорнякам прикурить, а «колораду» просраться, а потом. Потом на дискач ходила. Угадай, с кем? Да я и не собиралась, туда идти честно-пречестно. Но встретила…», – я не дописала: раздался длиннющий звонок в дверь. Подскочила от испуга, уронила ручку. Папа – на сутках, Алинка – на свидании. Брат с Машкой уже уехали. Кто бы это мог быть, так поздно?

– Так вот как городские девчонки живут. А чё одна? – мне показалось, что Вадим заполнил собой и лестничную площадку, и коридор. Я растерянно замычала, но он и не слушал в общем-то. – Принимай сюрприз. Смотрю, стоит на перроне – «вся в слезах и в губной помаде перемазанное лицо».

Вадик чуть сдвинулся в сторонку – заплаканная Алина. Здрасте-приехали. Да что ж ещё случилось!

– Заходите уже, – зашипела я, не хватало собрать соседей здесь для полного комплекта, и папа завтра узнает всё, что они думают о его дочери, и о нём самом. Ничего нового, конечно, но хотелось бы обойтись в этот раз, настроение не то.

Ребята наконец ввалились в квартиру. Пока Вадим разглядывал комнату, по-хозяйски, не стесняясь, я утащила Алинку на кухню. Поставила чайник на плиту, достала стаканы, банку с сахаром.

– Что?!

Как много кроется в одном коротком слове. Подруга сразу поняла о чём я спрашиваю, и без предисловий приступила к делу.

«26 июня.