Чертобой. Свои среди Чужих

– Мусенька, ну чего ты там напугалась? – проворковал голосок из-за приоткрытой двери, и в коридор выкатился колобок. Знаете, классический такой папик – маленький, толстенький, лысенький… Штанов нет, а не то бы брюшко точно свисало через ремень в арбузной болезни, когда живот растет, но хвостик вянет. Зато есть белоснежная рубашка, широкий галстук, поддерживаемый старомодной заколкой с нехилым камешком, и белые же, но грязные носки с выглядывающими из дырок большими пальцами. Ногти на ногах подстригать нужно, дядя, если уж обгрызть не дотягиваешься!

Сын подвинул девицу в сторону и шагнул к пожилому ловеласу:

– Беременный? – Вопрос сопровождался сильным хлопком по выступающему пузу.

Вот это зря – у мужика нервы и так на пределе (обнаружить в придачу к пышной попке собственной секретарши еще и двух перемазанных как черти мордоворотов), а тут… Раздался звук, похожий на треск рвущейся материи, и находиться рядом стало мучительно и невыносимо. Андрея запах не остановил, хотя лицо скривилось в брезгливой гримасе, из-за свежих шрамов превратившись в маску страшного языческого божества. С тихим шелестом пошла шашка из ножен… угрожающе звякнула, влетев обратно.

Колобок собрал остатки самообладания:

– Вы кто и по какому праву? – Даже попытался расправить грудь, что вместе с вынужденно широко расставленными ногами смотрелось несколько комично. – Почему…

Закончить вопрос не успел – грязный сапог влетел в живот, вмяв его почти до позвоночника, а толстяка отшвырнуло обратно в кабинет.

– Убива… – Секретарша захлебнулась на полуслове, получив легкий тычок в солнечное сплетение, и упала на колени.

– Заткнись, – обернувшись в двери, посоветовал Андрей. – Я женщин не бью, но покалечить могу запросто.

Прошел дальше и с силой наступил колобку на горло:

– Дети где?

– Т… т… там… – Слабое движение подбородком куда-то вверх.

– Если обманул – вернусь и убью! Понял?

– П… п… понял.

Хорошо быть таким сообразительным. Вот я – тупой! Поэтому, опустившись на одно колено, перехватываю толстяку глотку. Теперь нож вытереть об рубашку и обратно за голенище… порядок.

– Зачем? – Андрей с недоумением смотрит на тело, все еще не верящее в случившееся, царапающее пол и не отпускающее утекающую жизнь.

– Лучше сейчас, в горячке боя.

– У нас бой?

– Разумеется. Разве не заметил?

– Но почему?

Вроде бы простой вопрос, а ответить сложно. И долго объяснять, что потом появится неисчислимое множество таких вот толстячков, требующих свой кусок пирога, потому что именно они больше всех боролись с проклятой тиранией и, соответственно, больше всех пострадали. Не лучше ли немного проредить «борцов» заранее? Тем более – пирога не будет. От пирогов харя трескается!

– Да не понравился он мне, вот и все.

Сын привычно пожал плечами, принимая объяснение, и, улыбнувшись, напомнил полузабытую песенку из мирного времени:

Хама может обуздать

Только сила грубая.

Или пуля. Но нельзя,

С детства заучил:

Гуманизьм… туда-сюда…

Человеколюбие…

Но человек бы восемь

Я бы лично замочил [8] .

– Ага, примерно так.

– Да я что, разве возражаю?

На всякий случай проверили остальные кабинеты – пустота, близкая к абсолютной. Заметно, что люди привыкли к дисциплине, но, скорее всего, даже краешком глаза не видели обычный армейский устав. Любой из них. Иначе не побросали бы здесь все и не сбежали организованной толпой глазеть на невиданное зрелище. Нехорошо получилось – вот ладно мы зашли, а если какие проходимцы с преступными намерениями? Вот так серебряные ложки и пропадают.

В коридоре Андрей потрогал свернувшуюся в позе эмбриона голую девицу. Сначала ногой, потом, не заметив должного эффекта, ущипнул за оттопыренную задницу. Примерно так же лошади кусаются. Может, чуть послабже, но они-то в кузнице молотобойцами не работают.

– Эй, подруга, просыпайся, новые клиенты пришли!

Секретарша сжалась еще сильнее, ожидая в лучшем случае двойного изнасилования, а в худшем – нож под ребро. Да, даже жалко разочаровывать… Вмешиваюсь:

– Муся, неприлично молчать, когда с тобой старшие разговаривают! – Комплимент, хотя и сомнительный – не намного она помладше меня будет.

– Марина я. – Девица открыла глаза и всхлипнула, пряча лицо в ладонях. – Это Игорь Палыч зовет… звал.

Бля-я-я… только не хватало для полного счастья женских слез. Сейчас окажется, что эта матрешка втрескалась в начальника, а я, негодяй, разрушил идиллию. Но плачет зря – почему-то считается, будто мужчины от плача теряются и становятся управляемыми, хоть веревки вей. У меня с точностью до наоборот – возникает желание заткнуть фонтан, лучше всего – ударом кулака. Ни разу, правда, не употреблял столь радикальных методов, удавалось сдержаться, но всегда готов научиться чему-нибудь новому. Натура любознательная…

– Хватит причитать! – прикрикиваю строго. – Не свет клином сошелся на твоем Игорь Палыче, найдешь мужа помоложе.