– На приличный повод сливать себя в сортир это все равно не тянет. Ему все равно, сядешь ты или нет, а тебе стоило бы подумать о себе.
Макс думал о себе всю ночь, сидя в трех камерах от собственного отца.
– Может, она умерла потому, что он систематически чистил ее? Веская причина для опухоли мозга в тридцать шесть лет, не считаешь? – спрашивал он брата и разглядывал Яру поверх ободка стакана.
За окном еще горели утренние фонари, и в комнате было серо и мрачно. Она стояла съежившись, и мозг превратил тени от раскачивающихся веток деревьев в грязь на ее лице, оранжевое пятно фонаря – в единственный источник света, падающий раз в три дня через открывающуюся дверь подвала. Свет за окном вдруг погас, сделав лицо Яры снова строгим и ясным.
– Выходит, он стер ей память, – продолжал Макс прерванный разговор, – и, не подозревая, что она беременна, устранился?
– Я не знаю, – устало твердил Дэн, – но, раз для тебя это так важно, он все-таки пристроил меня, а значит, знал о моем существовании. Кстати, Варг сказал, что в год нашего рождения Виктор женился на какой-то француженке.
– И оставил нашу мать перечитывать дневник и гадать: то ли у нее не все дома, то ли ее старшенький – копия неизвестного папаши. Не представляю, как вообще можно было вынести это дерьмо.
– Забудь о нем, как забыла она, – терпеливо стоял на своем Дэн.
– Я помню, как она смотрела на меня, – с горечью усмехнулся Макс. – Она до того его забыла, что ей все время было страшно.
– Да и ты вел себя как кретин, – голос брата стал громче, а интонации живее, жестче. – Неделями дома не появлялся, а когда приходил, то делал вид, что это одолжение, и, если она говорила тебе хоть слово поперек, снова сваливал.
– И как же мне забыть о нем, если мой брат до того меня ненавидит, что готов напоминать об этом при любом удобном случае? Ведь я в итоге тоже устранился, как и наш отец.
Шагнув к нему, Дэн наконец сорвался на ор:
– Мы разобрались с этим!
– У меня больше нет ни одной причины пытаться не быть на него похожим, – проговорил Макс, и злобу внутри укрыла грусть. – Я второй раз в самом начале пути, который уже проходил и который не привел ни к чему, кроме одиночества.
– Хватит. Нет ничего более бесполезного. – Дэн подошел и хлопнул его по лицу, убеждаясь, что тот все еще достаточно трезв, чтобы слушать. – Мы взяли не всех, так что завязывай жалеть себя. Один я не справлюсь.
Макс не спал всю ночь, его потряхивало. Протянув обе руки, он развернул их ладонями вверх и подставил запястья под его большие пальцы.
– Я не смогу остаться, если заведут дело, – он поднял глаза на Дэна, выгибая хмурые брови.
– Пристроить тебя к бывшему боссу? – спросил брат в ответ то ли в шутку, то ли всерьез: лицо его было сосредоточенным, а ситуация скверная.
– Пошел ты.
Дэн пустил зеленые молнии по венам, вытесняющие алкоголь из крови. Они медленно ветвились вверх по рукам, прямо под кожей, и отрезвляли голову. Горькая удавка на шее, дыра в груди весом с шар-десятку для боулинга, и он снова трезв.
За плечом брата копна золотых волос высунулась из горла длинного белого свитера, который Яра надела поверх майки и джинсов. Она сунула телефон Максу в руку со словами:
– Мортен просил перезвонить.
Оказалось, его собственный телефон разрядился. Но, как обычно, старший хранитель сам теперь был занят еще более важными делами и не отвечал.
Сложив форму, Макс бросил к ней крылья с орлиными головами и папки по делу Веды. Все три посоха на стойке у стены были наполовину заряжены. Он связал два из них ремневым креплением и отставил к сумке.
После того как он сдал вещи и оружие в Цитадели, они остались ждать Мортена в тренировочном зале. В боксе рядом курсанты стреляли по мишеням. Сквозь барьер приглушенные выстрелы дублировали пульс в висках до тупой боли, и Макс отвернулся к круглому окну. Яра уже сидела на подоконнике с книгой на коленях. Здесь свет сильнее бил через стекло ей в спину. День обещал быть ясным. К ней подошла одна из львиц, оставшихся на ночь в корпусе. Почти белая, с жуткими глазами, она положила морду поверх раскрытой книги и заставила Яру улыбнуться, словно это и не львица вовсе, а ручной зверек.
Мортен окликнул их. От него пахло кофе. Мешки под глазами, изрезанные морщинами, потемнели, а сами глаза стали болезненно-розовыми от усталости. Он работал всю ночь.
– Что будет с кошками? – спросил его Дэн, когда показалась и вторая львица.
– Если бы эти кошки не ели по тощему курсанту раз в два дня, мы с Экой взяли бы их домой, а так придется искать новых хозяев. «Сахару» уже закрыли, а семья Ратмановых отказалась их забирать, – объяснил он.
– Оставьте их в корпусе, – предложил Дэн. – Они отлично справились с лабиринтом.
– Я оставил бы, но решать не мне.
Белая львица медленно подошла к ним, вытянув вперед голову. Обнюхав всех, она снова заинтересовалась Максом. В отличие от второй эта львица вызывала у него опасения: казалась больше и сильнее, а выражение ее морды было до того проницательным, что даже напоминало человеческое.
– Что ей надо? – Макс коротко посмотрел на брата.