Чертог фантазии. Новеллы

Но вот появилось новое лицо, и едва хозяин его узнал, как выказал учтивость, какой покамест не удостоился никто другой: поспешил к пришельцу через весь зал, дабы приветствовать его с особым почтением. Между тем это был скромно одетый юноша без всяких признаков особого ранга или сугубого достоинства; вообще же от прочих он отличался лишь высоким и чистым лбом да теплым светом глубоко посаженных глаз. Таким светом озаряет землю только горение большого сердца — домашнего очага могучего духа. Кто это был? Да кто же, как не Юный Гений, в ожидании которого вся наша страна жадно вглядывается в туман грядущего; тот, кому суждено исполнить великую миссию — создать Американскую литературу, как бы высечь ее из девственных гранитов нашей духовной каменоломни. Ему-то и суждено преподнести нам первое наше самобытное сочинение — то ли в форме эпической поэмы, то ли, по велению духа, совсем в ином, новом образе — и восполнить все, чего нам недостает, чтобы сравняться славою с другими нациями. Как наш Мечтатель отыскал это возлюбленное чадо высокой судьбы, к делу не относится. Достаточно сказать, что он неприметно обитает среди нас, нераспознанный теми, кто знает его с колыбели; благородный облик, которому как нельзя более подошел бы ореол, является что ни день в толпе людской, озабоченной и занятой минутными пустяками, — и никто не благоговеет перед тружеником бессмертия. Ему это, впрочем, не очень и важно — ведь он восторжествует в веках, и что ему в том, если одно или два современных поколения нанесут себе ущерб, не заметив его?

Тем временем мосье Болтье проведал имя и судьбу незнакомца и деловитым шепотком оповещал о нем гостей.

— Вздор! — сказал один. — Американского гения быть не может.

— Чепуха! — воскликнул другой. — Наши поэты ничуть не хуже, чем любые другие. По мне, так вовсе и не надо никаких лучших.

А Исконный Старожил, которому предложено было представить его Юному Гению, уклонился от этой чести, заметив, что человеку, удостоившемуся знакомства с Дуайтом[90], Френо[91] и Джоэлем Барлоу[92], простительна немного избыточная строгость вкуса.

Зал быстро заполнялся; прибывали все новые и новые примечательные персоны, среди которых выделялись Дэви Джонс[93], личность, популярная у мореплавателей, и грубый, небрежно одетый, забулдыжного вида пожилой субъект, известный под прозвищем Старина Гарри[94]. Этого-то, впрочем, сводили в гардеробную, и он появился оттуда обновленный: седые волосы причесаны, платье вычищено, на шее чистая манишка — словом, так преобразился, что ему пристало бы называться более уважительно — положим, Достопочтенный Генри.

Джон Доу и Ричард Роу[95] явились рука об руку в сопровождении подставного поручителя, а именно Соломенного Чучела[96], и еще нескольких лиц, обычно возникающих лишь в качестве избирателей на выборах с сомнительным исходом. Подоспел знаменитый Силсфильд[97], и его сперва было причислили к этому братству мнимых персон, но он настоял на том, что существует во плоти и даже имеет земное пристанище в Германии. Среди последних пришельцев, как и можно было ожидать, явился гость из отдаленного будущего.

— Знаете, кто это? Знаете, кто это? — зашептал мосье Болтье, казалось, знакомый со всеми. — Это представитель Потомства — человек грядущих времен!

— А как он сюда попал? — поинтересовался персонаж, явно сошедший с журнальной страницы мод, — по-видимому, он оберегал суету текущего дня. — Этот субъект попирает наши права — с чего это он явился не в свое время?

— Но вы забываете, где мы находимся, — возразил наш Мечтатель, услышав это замечание. — Там, внизу, ему не след показываться еще много лет; но воздушный замок — это как бы ничейная земля, где Потомство присутствует на равных правах с нами.

Лишь только гостя распознали, вокруг него собралась толпа; все как один проявляли о нем самую бескорыстную заботу, и многие похвалялись жертвами, которые они принесли или готовы принести ради него. Кое-кто пытался украдкой выяснить его суждение о неких стихотворных манускриптах или об увесистых прозаических рукописях, иные обращались к нему запанибрата, полагая, что ему, конечно же, прекрасно известны их имена и достижения. Наконец поняв, что от них никак не отбиться, Потомок потерял всякое терпение.