Чертог Пустоты (СИ)

— Если только ты не комар, — насмешливо откликнулся Гарри и, помрачнев, признался: — Не понимаю, как можно сотворить такое с собственной душой?

Том пожал плечами, откидываясь на спинку кресла.

— Довольно обидно годами по крупинкам собирать власть и могущество, бороться со всем миром и раз за разом демонстрировать каждому усомнившемуся недоумку собственное величие, чтобы в один прекрасный день стать просто смрадным куском гниющей плоти, — сказал он. — Тёмный Лорд хотел управлять смертью, а не быть её очередным, хм, приобретением.

— Но зачем? — Гарри нахмурился.

— Это противоестественно — умирать, — с отстранённой задумчивостью отозвался Том.

— Чушь какая, — Поттер пренебрежительно фыркнул. — Это закономерный цикл и любое живое существо подчиняется этим законам природы. Отрицать их — значит отрицать сам факт своей принадлежности к этому миру.

— Боги должны быть бессмертны, — заметил Арчер, заслужив ироничный взгляд лучшего друга.

— Не могу сказать, что верю в богов… или бога, — скривился тот, — но раз уж на то пошло, Смерть — единственный Бог в этом мире, и управлять ей никому не под силу. Зато разозлить её очень даже можно.

— Но если кто-то сможет превзойти этого бога, не значит ли это, что он станет всемогущим? — настаивал Том.

Гарри помолчал.

— И что же? Самому стать Смертью? Решать, кому жить, а кому умирать? — он возвел взгляд к потолку. — Интересно, нравится ли Смерти её работа? Как по мне, так это отвратительно одинокое и грустное существование.

— Абсолютная сила — заманчивая перспектива.

— О да, ведь только ради этого мы и живем, — иронично хмыкнул Поттер, — ради силы и власти. Других радостей жизни нет, — он немного помолчал. — Знаешь, чем пахнут крестражи?

— Хм? — Том с любопытством взглянул на друга.

— Гниением, — Гарри, скривился, вспоминая удушающий, тошнотворный запах, который источал медальон. — Теряя свою целостность, душа начинает гнить и увядать, пока в итоге в крестраже не останется мертвый кусок некой закостенелой материи, которая хоть и держит человека в этом мире, но больше ничего не испытывает. Создавая крестражи, ты не обманываешь смерть и не становишься с ней на одну ступень, Том. Ты уничтожаешь самого себя. Убиваешь сам смысл собственного существования, пока в нем не остаются лишь мрак и холод.

— И, тем не менее, Волдеморт вернулся из мёртвых, — спокойно парировал Арчер. — Не в этом ли весь смысл? Быть свободным даже от Смерти.

— Это клетка, а не свобода, — вздохнул Гарри. — И он сам себя запер в ней. Всё что собой представляет сейчас Волдеморт, это тусклое, призрачное воспоминание того человека, которым он был до того, как расколол собственную душу.

После этих слов в библиотеке повисла тягостная, угрюмая тишина. Арчер в задумчивости рассматривал друга, и в глазах его кружилось какое-то неясное выражение, сродни обреченному осознанию.

— Воспоминание, говоришь, — протянул он.

— Весьма материальное и смертоносное, конечно, — Гарри безрадостно улыбнулся, — но всё же воспоминание. Что вообще он может чувствовать, если от души у него остался один лишь огрызок? Хоть что-то в этой жизни радует его? Может ли он испытывать любовь? Или счастье? Что у него осталось кроме ненависти и алчности?

— Могущество? — с усмешкой предположил Том.

— А зачем оно нужно? Какой в нём смысл, если всё, на что ты способен, это убивать, разрушать и ненавидеть, но даже это не приносит тебе удовлетворения? Зачем жить, если не можешь хоть что-то почувствовать? Если радость, любовь и свет тебе более недоступны? Зачем нужна эта власть, если ради неё ты жертвуешь собственной душой?

— И всё же, это не помешало ему стать великим волшебником, — напомнил Арчер.

— Он не великий, — Поттер скривился. — Величие измеряется не тем, как много ты можешь разрушить. А тем, что ты можешь создать. Велик не тот, кто силен и жесток. А тот, кто использует данную ему власть и силу мудро. Волдеморт же все силы бросил на уничтожение тех, кого презирал и ненавидел и на идиотские крестражи, которые окончательно свели его с ума.

— Так что тебе рассказал директор? — помедлив, спросил Том, резко меняя тему.

— Он показал мне воспоминания. О Волдеморте.

— О, — понимающе протянул Арчер. — Так вот откуда вся эта философия. И что за воспоминания?

— О Гонтах, о его детстве… о жизни в приюте, — Гарри вздохнул и повернул голову, обратив на друга растерянный взгляд. — Скажи, Том, нормально ли это — сопереживать человеку, который убил твою семью?

Тот помолчал.

— Не думаю, что ему нужно твоё сочувствие, — сдержанно заметил он.