— О чем ты хотел поговорить? — сменил тему Шеклболт, которого духота и бессмысленность разговора начали утомлять.
— Обсудить пару сплетен, как обычно, — Райнер сделал затяжку и выдохнул облачко дыма.
— Например?
— Например, о Гарри Поттере, — с улыбкой сказал Райнер, пристально глядя в глаза коллеги.
— Что-то занимательное вынес из разговора с мальчишкой? — без особого интереса уточнил Кингсли.
— Я из всех разговоров выношу что-то занимательное, друг мой, — спокойно сообщил Маркус.
— На то ты и глава следственного отдела.
— Ой, вот только не нужно театрализованной вежливости, Кингсли, мы не на приёме, — Райнер скривился. — Этой высокосветской бредятиной пусть Малфои занимаются.
— Так и что же ты хочешь рассказать мне о Поттере? — Шеклболт с интересом воззрился на Маркуса.
— Не то что бы я хочу тебе что-то рассказать, — уголки губ аврора чуть дрогнули в полуулыбке. — Скорее надеюсь кое-что от тебя услышать.
— Не уверен, что понимаю, о чем ты, — аврор нахмурился.
— Что ты думаешь о мальчике, Кингсли?
Тот пожал плечами, обратив взгляд в темнеющее вечернее небо.
— Обычный ребенок, в целом, — протянул он. — В чем-то чересчур эмоциональный, в чем-то, напротив, слишком замкнутый. Но ничего особенного в нём я не увидел.
— Хм-м-м? — Маркус улыбнулся каким-то своим мыслям и сделал затяжку. — Ничего особенного, да?
— Мне кажется, ты всё же что-то пытаешься мне сказать, — с подозрением заметил Шеклболт.
— Он очень умен, этот ребенок, не так ли? — отвлеченно пробормотал Райнер, не глядя на коллегу. — Не такой лживый и изворотливый, как большинство слизеринцев, но такой же умный.
— Ты видишь в этом угрозу?
— Я во всём вижу угрозу, у меня такая профессия, — Маркус хмыкнул. — Но в случае с отпрыском Поттеров я скорее вижу… потенциал.
— И какой же потенциал ты видишь?
— Именно это меня и тревожит. Я вижу потенциал, но не понимаю какой. Этот мальчик словно черная дыра, которая поглощает всё, что приближается к ней достаточно близко. Он будто есть, и его нет одновременно. Присутствие и отсутствие… иронично, ха?
— Не могу сказать, что дал бы Поттеру такую оценку, — осторожно сказал Шеклболт. — Мне кажется, ты излишне его демонизируешь.
— Демонизирую? — Маркус бросил сигарету на землю и вытащил из пачки вторую. — Мы всегда строим вокруг себя стены, Кингсли, — закуривая, сказал он. — Нерушимые, крепкие бастионы, чтобы разделить себя и окружающий мир. Эти барьеры определяют саму нашу личность. Наше понимание самих себя. Наши идеалы, мотивы, цели. Нашу… непохожесть на других. Нашу индивидуальность. А этот ребенок крушит эти границы и барьеры с такой же легкостью, как если бы они были сделаны из бумаги. А до того мгновения, пока он не начинает взаимодействовать с конкретным человеком, его самого будто не существует. Будто он — пустота, которая заполняется отражением собеседника, превращаясь в маску, поглощая его самого. И эту маску мальчишка носит как собственное лицо. С этой маской он живет. Но его настоящего нет. Словно Гарри Поттера просто не существует. Зато существуют сотни образов в глазах тех, кто с ним общается, — Маркус помолчал, делая затяжку. — Ты говоришь, что я демонизирую его? О нет, Кингсли. Я считаю, что этот ребенок — чудовище. Чудовище с грандиозным потенциалом. И я совершенно не представляю, чего от него ожидать.
Шеклболт молчал, обдумывая слова Райнера. Всё это казалось чересчур… надуманным.
— И эту любопытную теорию ты вынес из одного единственного разговора?
— Порой и одного разговора достаточно.
— Тебя послушать, так этот пятнадцатилетний мальчишка кошмарный манипулятор-кукловод. Не слишком ли высокая оценка для какого-то сопляка, пусть и знаменитого? Да и что-то не заметил я, что все вокруг так подвержены его влиянию.
— А никто этого и не заметит. Но поговори с двадцатью разными людьми о том, кто такой Гарри Поттер и все опишут разного человека.
— На то мы и люди, Маркус. Мы видим мир лишь через призму собственного восприятия. Дело не в мальчике, а в нас самих. Поттер — лишь песчинка в океане, которую несет вслед за течением. Был бы ты прав, Поттер не поддавался бы Руке Судьбы, а был бы ей.
— Я не уверен, что он сам до конца осознает, что творит. И он определенно не делает этого со всеми, Кингсли. Лишь с теми, кто может принести вред хрупкому миру, в котором он живет, — Райнер искоса глянул на коллегу. — Те, кто ничем ему не угрожают, мальчишку не интересуют. Они ему безразличны. И вот меня вдруг обеспокоило, к какой категории людей отношусь я? Тех, до кого ему нет дела или тех, кого он счел угрозой?
— Ты гоняешься за призраками, Маркус, — Кингсли вздохнул. — Поттер — обычный подросток. У него было не самое радужное детство, отсюда болезненная необходимость всем нравиться.
— Я в курсе его детства, — Райнер нахмурился. — До сих пор не понимаю, как Дамблдор допустил, чтобы его любимчик рос в таких условиях.
— Не думаю, что он был в курсе событий до этого лета, — Кингсли покачал головой.
— Вот как? — Маркус с улыбкой искоса глянул на коллегу и отвернулся. — Отвратительно осознавать, что ребенку пришлось такое пережить.
— Согласен.