Чертополох 3

От неожиданности Энейра вздрогнула и подалась назад - подальше от блёклого круга света и ни с того ни с сего взбесившейся птицы, а Ставгар, негодуя и трепеща от одной мысли, что та, которую он в мыслях и сердце почитал своей невестой, та, чьё лицо он уже даже не надеялся увидеть, вот-вот отвернётся и уйдёт - теперь уже навсегда - из его жизни, вновь бросился на разделяющую их преграду, непрестанно повторяя: 'Эрка! Эрка!'

Чуда не произошло - из горла беркута по-прежнему рвался лишь пронзительный клёкот, даже отдалённо не напоминающий человеческую речь, а Энейра, вжавшись в стену, еще больше надвинула на лицо капюшон - теперь её черты лишь угадывались в полумраке, да и то с трудом. Но она не ушла прочь и не растворилась в воздухе, точно полуночная мара - Бжестров уже был готов окликнуть её снова, но замер на месте, смекнув, что своим поведением может привлечь к Эрке внимание амэнцев. При всей своей ненависти к Мелиру и Ревинару он признавал за ними и ум, и лисью хитрость. Его конвоиров вполне может заинтересовать жрица, что вызвала такое беспокойство у беркута, а их расспросы ни к чему хорошему не приведут. Значит надо отвести их возможные подозрения и сделать так, чтобы амэнцы посчитали его призыв всего лишь очередной выходкой.

Все эти соображения пронеслись в голове Ставгара за пару мгновений, и дольше этого короткого отрезка беркут медлить не стал. Развернувшись, он, вновь пронзительно крича, кинулся на прутья с такой силой, что клетка дрогнула. Ревинар, как раз разливающий по стопкам остатки васкана, сбился из-за этого клёкота - часть выпивки пролилась на гладко выскобленный стол, и это не на шутку разгневало захмелевшего амэнца.

- Ах ты, собачий корм! Что, опять неймётся?- Ревинар, обернувшись к клетке, смерил беркута полным злобы взглядом, - Ну уж нет, пташка, сегодня твои штучки не пройдут: проведёшь ночь в отдельной комнате под замком - можешь орать хоть до хрипоты, если горла не жаль. А потом, когда мы будем на месте, будь добр, доведи Арвигена до того, чтобы он собственными руками открутил тебе голову!

- Много чести для крейговского ублюдка. Наш князь его, скорее, в отхожем месте утопит, - немедля поддакнул дяде Мелир, а после, неверным жестом подзывая служку, добавил, - А если б наш князь свернул после этого шею кривоплечему, получилось бы и вовсе славно!

- Ты заговариваешься, - тут же отдёрнул племянника Ревинар, но повторный заказ выпивки одобрил, и Ставгар смекнул - обошлось. Но хотя амэнцы продолжали пить и говорить о своём, он всё равно ещё долго опасался посмотреть в сторону Энейры, хотя именно этого ему и хотелось сейчас больше всего. Вновь увидеть её лицо, её глаза, увериться, что она жива и здорова, а там и сам Арвиген не страшен! Но страх выдать дочь Ирташа амэнцам сделал Владетеля осторожным - он упрямо смотрел на постояльцев, на огонь в очаге, на расторопно снующих между столами служек до тех пор, пока едва ощутимое, прохладное дуновение не заставило его обернуться.

Энейра всё так же сидела за столом - обхватив ладонями кружку и зябко кутаясь в плащ. И хотя взгляд её терялся под опушенными ресницами, а сама она, казалось, полностью ушла в свои мысли, Ставгара не покидало ощущение, что Эрка его узнала. Несмотря на птичий облик и невозможность речи! От этой мысли сразу становилось легче - словно с души убрали тяжёлый камень, ведь теперь он мог сознаться самому себе в том, чего боялся больше всего. Страшился так, что даже не смел озвучить в мыслях: если он всё же вырвется из клетки и доберётся до Крейга, все его усилия пропадут втуне, ведь ни одна живая душа его не признает. Ни мать, ни сестра, ни Эрка, ни Славрад... Так и летать ему беркутом в поднебесье до конца своих дней, тщетно окликая близких!

Но теперь этот страх ушёл, и его место заняла надежда, пусть и слабая, робкая, словно пламя свечи... Тихо заклекотав, беркут вновь повернулся к огню - хотя амэнцы и были уже в подпитии, не следует забывать об осторожности. Ревинар уже один раз подловил его, соблазнив возможностью побега, но второго такого раза у амэнца не будет.

Энейра

Уже через пару дней после начала своего путешествия я убедилась в том, что в одном Матерь Смилла безусловно была права - погода стояла премерзкая. Это были не холода, которыми меня так пугали, а совсем напротив - неожиданно чередующиеся со снегопадами оттепели. Утром острый наст резал лошади ноги, днём дорога из-за подтаявшего снега превращалась в глинистое болото, а от промозглой сырости не спасал даже подаренный хозяйкой Римлона плащ на меху. Стылый холод пробирал до самых костей и застывал склизлым, тяжёлым комом внутри - он заставлял трястись в ознобе и лишал сил быстрее, чем честный, сухой мороз.