Чертополох и золотая пряжа

Айлин на это лишь молча кивнула, не желая разговаривать с подосланной девицей или спорить с монаршей волей. Сердце колотилось о ребра. Она чувствовала себя птицей, пойманной в силки. Чем больше бьешься, тем сильнее запутываешься. Глупая похвальба отца принесла лишь невзгоды. То, что король не женится на мельниковой дочери, было ясно, как то, что ночь темна, а день светел. В королевстве достаточно благородных дам и влиятельных отцов, чтобы не допустить подобного. Да и королева-мать над троном орлицей вьется, единственного сына оберегая. А потому исполнит Айлин наказ короля или нет, итог один — королевой ей не быть. Разница лишь в том, отправят ли ее с позором домой или отдадут в жены кому-нибудь из лэрдов.

«Интересно, мой вчерашний помощник будет среди королевских гостей?»

Собравшись, Айлин спустилась в пиршественный зал.

В огромных чертогах сотней зажженных огней пылал праздник. Играла музыка, раскрашивая ночь звуками. Многочисленные гости сидели за обильно заставленными столами. Пестрые, шумные, в дорогих одеждах. Мужчины с массивными цепями на шеях, женщины в высоких, расшитых золотом и драгоценными камнями головных уборах. Рядом сновали собаки, пытаясь урвать куски посытнее. Одни слуги, юркие, как лесные духи, подносили полные блюда еды и забирали опустевшие. Другие лили эль нескончаемой рекой.

Рыжебородый король Гарольд в дорогих одеждах, с массивной золотой короной восседал за высоким столом. Увидев Айлин, он поднялся. Музыканты тут же смолкли.

— Леди Айлин, приветствую вас, — король вышел из-за стола и, взяв деву за руки, повел на середину зала.

— Здравствуйте, сир, — улыбнулась она в ответ, и Гарольд отметил, что улыбка эта не коснулась девичьих глаз.

— Станцуешь со мной, о прекраснейшая из смертных?

— Не смею вам отказать.

Вновь запели виелы[3], загудела волынка. Им вторила колесная лира, звуки которой походили на женский плач. Айлин вспомнила крики банши в день исчезновения матери и прикрыла глаза, шепча слова приветствия предков. В эту ночь они обязательно будут услышаны.

— Есть к кому обратиться в Самхейн? — Король поднял согнутую в локте руку кистью вверх, начиная танец, Айлин отзеркалила его движение, делая шаг навстречу.

— Каждому, кто не вылизан из куска соли, есть кого помянуть в эту ночь.

— И по ком сегодня плачешь ты? — Гарольд подхватил невесту под тонкую талию, помогая сделать невысокий прыжок.

— Шестнадцать лет назад исчезла моя мать. В селе говорят, что она ушла к сидам, в Холмы, но отец накануне видел, а я слышала банши, потому мы чтим ее как умершую. — Айлин отдалилась на несколько коротких шагов и присела в аккуратном поклоне. Король, не спеша, обошел ее по кругу и вновь подал руку.

— Ты злишься на меня? — спросил он, неожиданно меняя тему. — За то, что я повторил свое испытание?

Сердце Айлин на мгновение застыло, а после забилось ровно в такт танцу.

— Я справлюсь, сир, — ответила она спокойно.

«Назови мое имя!» — прошелестел откуда-то взявшийся ветер и затушил разом в зале весь свет. Музыка моментально стихла.

— Предки услышали наши воззвания! — прогремел Гарольд в полной темноте. — Да славится в веках память о них!

— Да не забудутся их имена! — подхватили гости.

Король сжал руку Айлин и проследовал вместе с ней за стол. В зале постепенно разжигали молодой огонь.

— Ты не ответила мне, — напомнил Гарольд.

— Как я смею злиться на вас, сир? — К их разговору внимательно прислушивалась королева, но Айлин решила не замечать этого.

— Ты была бы в своем праве. Королевское слово ценно именно своим исполнением.

— Что ж, ваша милость, я запомню это.

Правитель раскатисто засмеялся в ответ, и его звучный бас разлетелся по залу, заставляя кубки звенеть.

— Но ведь для умелой мастерицы это не должно быть проблемой, так?

— Ошибаетесь, сир. У каждой магии есть своя цена, и платить ее придется мне.

— Но и награда, согласись, высока. Нечасто судьба дает дочери мельника шанс стать королевой.

Дева хотела было ответить на это замечание, но один из слуг проголосил:

— Спакона[4] Тэрлег стоит у ворот замка.

— Чего же ты ждешь?! — воскликнул Гарольд. — Зови владетельницу судеб, мы окажем ей достойный прием!

Вскоре в зал вошла старая, горбатая, сморщенная ведьма, сопровождаемая слугой. На ней был темно-синий плащ на завязках, голову покрывала шапка из меха черной кошки, на шее мерцали цветные стеклянные бусы, а на поясе висел большой кошель, в котором старуха хранила кости мелких животных, необходимые ей для ворожбы. В руке спакона держала посох с навершием в виде птичьего черепа.

— Садись, спакона Терлэг, ближе к теплу камина, отведай душистый эль да похлебку из сердец всех животных, что есть на пиршественном столе. Обогрейся и отдохни, а после прошу: окинь своим взглядом эту залу и людей, собравшихся в ней, да расскажи всякому, кому посчитаешь нужным, его судьбу. А я щедро одарю тебя.

Рассмеялась спакона, выставив напоказ кривые зубы, достала железный нож с поломанной рукоятью и выудила первый кусок сердца из предложенной похлебки, съела его и, не торопясь, ответила: