— Это наш Уголек. Он сидит на крыше сарая и собирается прыгнуть за воробьем. Это Шарик, он в будке живет. А это Сережка.
— Сережка — это кто? — поинтересовался Алексей, и Артем принялся рассказывать о своем приятеле.
— А вот твой дом. — Мальчик ткнул пальцем в страницу. — Узнал? Вот елки, а вот сорока на дереве. А там, видишь, заяц.
— Хороший заяц получился. И сорока тоже отличная. А это кто?
— Девочка. Маринка.
Альбина, затаив дыхание, стояла и смотрела на них, пораженная неожиданной теплотой, зазвучавшей вдруг в голосе Алексея. Взгляд его лучился нежностью, и в то же время ощущалась в нем какая-то непонятная, затаенная боль. Оба они, и мужчина и ребенок, были поглощены рисунками и не замечали, что за ними наблюдают.
Потом они сидели все втроем за круглым столом и ели яичницу с ветчиной. На коленях у мальчика пристроился котенок, выпрашивающий кусочки. От этой идиллической картины «семейного» завтрака у Альбины стало так мирно и спокойно на душе, что она забыла о психе с ножом и обо всех своих неприятностях: о тех, что ей довелось пережить, и о тех, которые, вероятно, ждали ее в недалеком будущем. В эту минуту все волнения, горести и тревоги отступили, рассеялись, как туман.
Когда Артем убежал в сад вслед за Угольком, Альбина, собрав со стола тарелки и чашки, понесла их на кухню. Алексей отправился следом, встал возле двери и, опершись здоровой рукой о косяк, негромко произнес:
— Спасибо тебе. Если б не ты, я бы, наверное, умер.
Она, смутившись, ответила:
— Благодари котенка. Это за ним я потащилась в лес с куском ветчины. Если бы не он, никакие силы не заставили бы меня выйти из дома в такую жуткую темень.
— Даже если бы ты знала, что там, под кустом, валяется воин, покрытый боевыми ранами, все равно не пошла бы? — усмехнулся Алексей.
Альбина почему-то еще сильнее смутилась, почувствовала, как краска заливает ее лицо, и рассердилась на себя, а заодно и на него. Эта особенность — краснеть по любому поводу — всегда огорчала ее и злила.
— Тогда, конечно, пошла бы, — пробормотала она, не поднимая головы от эмалированной миски, в которой полоскала чашки.
Весь день, до самого вечера, Тема пробыл у нее в доме, забыв о своих приятелях и играх. Он ходил за Алексеем хвостиком, заглядывал ему в глаза, что-нибудь рассказывал или задавал вопросы. Альбина не ревновала, понимала, что мальчик тянется к этому мужчине, потому что ему очень не хватает отца. Иногда она замечала устремленный на нее внимательный, испытующий взгляд ребенка и пыталась понять, о чем он в этот момент думает. А потом до нее дошло: у него тоже возникла иллюзия. Они семья, дружно живущая в скромном домике на краю деревни.
Ах, как же ей хотелось, чтобы иллюзия стала реальностью!
Глава 21
Леший жил в домике на краю деревни уже два дня. Рана на предплечье беспокоила его все меньше и меньше, и на второй день вечером он уже таскал в здоровой руке воду из колодца во дворе. Днем Алексей тоже находил себе какое-нибудь занятие: чинил старенький утюг, ремонтировал выключатель, из-за которого свет на кухне то не включался с первого раза, то, включенный, самопроизвольно гас.
Анне Максимилиановне девушка сказала, что это ее родственник приехал, погостить немного, и соседка не стала задавать больше никаких вопросов. «Родственник так родственник, не хочешь больше ничего рассказывать — и не надо», — думала она немного обиженно, наблюдая из окна своего дома, как бородатый мужчина выходит на крыльцо покурить.
Тема приходил к ним рано утром и уходил в сумерках. Альбина видела, что ему очень хочется побыть возле Алексея подольше, но он все равно уходил, хотя она и уговаривала его остаться. Мальчик качал головой и напоминал о Шарике, тосковавшем без него.
— Они ведь ему даже воды не нальют, — вздыхал мальчик, и девушка понимала, что под словом «они» он подразумевает Надежду и ее беспутного мужа.
Вместе с Темой уходило и веселое оживление, царившее в доме. Чары рассеивались. Без мальчика они были уже не семьей, а просто людьми, одинокими, чужими, разъединенными, не связанными ни семейными узами, ни кровным родством, ни общими воспоминаниями. «Будто солнце ушло, скрылось за тучей», — думала Альбина.
В присутствии Артема Алексей был весел и разговорчив, но, как только за ребенком захлопывалась калитка, он мрачнел, становился молчаливым и задумчивым. Казалось, его гнетет какая-то мысль, однако спрашивать о ней Альбина не решалась.
Вот и теперь, когда Тема уплел, в квадратной комнате, освещенной хрустальной люстрой, стало тихо и неуютно. Между людьми, сидящими у круглого стола, повисло молчание. Мужчина сосредоточенно ковырял отверткой в старых часах, снятых со стены.
Цветочная картина была уже почти закончена, оставалось лишь несколько небольших, но очень важных штрихов, которые требовали дневного освещения. Читать Альбине не хотелось, и она решила заняться тем, к чему еще ни разу не обращалась с тех пор, когда шагнула в последний раз за порог своей московской квартиры, — рисованием.